Пальцы Анубиса вцепились в столешницу, голова склонилась, а плечи напряглись. Пока за его спиной не развернулись тёмные крылья, сотканные из тех же мертвецов – крылья, которые простирались между мирами, до самого Дуата. Сила бога и проводника.
Кокон вплёлся в них и исчез, Анубис перевёл дыхание.
– Проклятые мертвецы!
Гор убрал пустые чашки и сполоснул их в мойке, давая Анубису окончательно прийти в себя. Обернулся, вытирая руки, как раз в тот момент, когда брат хмурился, читая что-то на телефоне. Повернул его, чтобы и Гор мог увидеть экран.
Сообщение от Сета: «Приезжайте срочно. Оба».
Анубис и Гор переглянулись, и последний успел подхватить ключи, отправляясь к выходу. Ему в спину ударился вопрос:
– Эй, у тебя права-то есть?
– Водить я точно умею.
Сет и Нефтида жили недалеко, в пафосном районе, название которого Гор не помнил. Сет точно не писал бы такого сообщения, если бы это не было срочно, но Гор не торопился.
Ему нравился мощный мотоцикл Анубиса, хотя Гор и получил ощутимый тычок под рёбра от брата, когда с трудом вписался в поворот, скользнув по луже.
Дороги опасно поблёскивали влагой, у тротуаров собирались кучи пожухлых листьев, и даже в куртке поверх свитера было уже зябко.
Гор мог ощутить, как Анубис позади него распускает тёмные крылья. Усмехнувшись, Гор выпустил свои собственные, золотистые, словно покрытые дымкой.
Люди не могли этого видеть, но наверняка чувствовали. Замечали что-то краем глаза. Непонятное ощущение на границе узнавания. Покалывание в кончиках пальцев.
Но управлять мотоциклом на мокрой дороге так гораздо удобнее. Гор прибавил газу, и вскоре они поднимались на лифте к апартаментам Сета. С зажатых в руках шлемов капли воды падали на ковёр, и Гор невольно задумался, как они выглядели с точки зрения того человека, что сидел внизу и вроде бы следил за порядком.
– Что случилось? – спросил Анубис, едва Сет открыл дверь.
Терпением он не отличался. Сет хмурился, пропуская их внутрь:
– Амон вернулся.
– С блинчиками и фееричными историями?
– Не совсем.
Гостиная была огромной. С многочисленными диванами, устойчивым запахом благовоний и панорамными окнами от пола до потолка. Квартира в принципе была большой, и в ней удивительным образом сочеталась любовь Сета ко всевозможным современным штукам и страсть Нефтиды к старинному восточному.
Она вместе с Гадесом и Персефоной устроились у дальнего окна. А рядом со стеклянным столиком, прямо на полу, сидел Амон.
В любой другой момент он бы наверняка подскочил при виде гостей и если не кинулся радостно обниматься, то уж точно заразил бы своей энергией.
Амон казался потерянным, а в комнате совсем не ощущалось отголосков его солнечной медовой силы. Закутавшийся в один из пледов Нефтиды, он ощутимо дрожал, хотя сложно сказать, из-за холода или чего-то другого. Светлые волосы растрёпаны. Он казался воплощённым кусочком осени, той промозглой и наполненной пустотой, что бывает в конце ноября.
Погасшее солнце.
– Ничего не рассказывает, – негромко пояснил Сет.
Шлем Анубиса полетел на диван, а сам он опустился на колени перед Амоном. Старые друзья, неугомонное солнце и мрачноватая луна египтян.
– Амон? Что случилось?
Вместо ответа тот порывисто дёрнулся вперёд, сжался, как будто хотел спрятаться, и Анубису пришлось неловко его обнять. Он с удивлением глянул на Сета.
3
Больше всего Амон любит солнце. Оно может не сверкать с голубого неба, но дневной свет заряжает энергией, заставляет собственную солнечную силу бурлить по венам, отзываться сразу и чётко.
Когда сгущаются сумерки, Амон как солнечное божество слабеет. Не становится беспомощным, но слабеет.
Засыпает до утра.
До того момента, пока медовый диск снова не появится на горизонте.
Боги бессмертны. Они не зависят от веры людей, они… есть. Рядом. И за тысячи лет либо засыпают, обращаясь в реликты, либо приспосабливаются к тому, что вокруг.
Амон засыпать не хочет. Ему слишком нравится этот яркий, пульсирующий мир, в котором постоянно что-то меняется.
На вечеринке он смеётся, запрокинув голову. Светлые волосы потемнели от пота. Амон кажется совсем юным среди таких же людей, которых интересует лишь этот вечер здесь и сейчас, под рваные ритмы мелодии, о которой никто не вспомнит назавтра.
У людей нет впереди вечности.
Амону нравится танцевать. Дёрганый неоновый свет льнёт к его рукам, свивается вокруг запястий и запутывается в волосах.