Анубис думал, что как бы он ни старался что-то делать, выходит плохо.
Неопределенное время и три сигареты спустя он подумывал о том, чтобы вернуться или хотя бы подняться, пока окончательно не продрог, когда услышал ругательства в стороне и почувствовал, что там появился Гор.
Брат не мог ощущать, где именно находится Анубис, но сам Дуат считал нужным их соединять. Как и на этот раз.
Первым в поле зрения Анубиса показался Амон. Он наклонился, прищурившись:
— И что ты здесь прохлаждаешься?
— А ты что тут делаешь? — искренне удивился Анубис.
Он сел на земле, ощущая, как листья налипли на спину. Амон пожал плечами:
— Мы не нашли тебя в комнате, и Гор предположил, ты в Дуате. Если помнишь, твой брат тоже может сюда перемещаться. И прихватил меня за компанию.
— Помню, — буркнул Анубис.
Гор молча протянул ему руку, помогая подняться, небрежно отряхнул листья со спины. Амон оглядывался вокруг:
— Тут что, больше нет ничего, кроме леса?
В мире мертвых его солнечная сила почти не ощущалась — только легкое, едва заметное покалывание. Но особых неудобств Амон не испытывал, по крайней мере, если не оставался тут надолго.
— О! А мне нравится ваш мир.
Амон первым направился к возникшей из ниоткуда кафешке. Анубис глянул на Гора, но тот пожал плечами. Оставалось гадать, на чье желание так быстро ответил Дуат.
Любимое место братьев: маленькое помещение, справа длинная стойка со стульями, слева места со столиками. На первом же лежала красная клетчатая рубашка, которую Анубис надел, и его куртка, но ее трогать не стал.
Амон уже унесся к дальнему концу кафешки, где стоял телевизор и приставка:
— И во что вы тут играете?
— Смотрю, он полностью пришел в себя, — вполголоса сказал Анубис.
— Посидел пару дней на солнце, — хмыкнул Гор. — Но я что-то уверен, его исчезновение мы еще вспомним.
— Ты долбаный пессимист.
Проворчав, Анубис зашел за стойку и включил приемник, который тут играл исключительно Депеш мод. Наверняка из-за Гора, он любил такую музыку. Кофе не нашлось, зато были задорные молочные коктейли.
Анубис поставил два рядом с Амоном и Гором, но они уже увлеклись какой-то игрушкой, где пиксельные человечки били друг другу морды. Никто из них не спрашивал, что произошло, и Анубис этому радовался. Чуть позже он сам всё расскажет.
Себе он коктейль делать не стал. Зевнув, улегся на место за одним из столиком и накрылся курткой. Пришлось свернуться, зато сразу ощутилось тепло, а музыка не мешала, убаюкивала.
Хотя проспал Анубис недолго. Как будто только задремал, а потом что-то выдернуло его из сна. Нехорошее ощущение. Он поднялся, поведя плечами, куртка съехала. Амона и Гора не было, лежали джойстики да пустые стаканы из-под коктейлей.
Скинув куртку, Анубис вышел на улицу.
Амон всегда был летним мальчиком, с насмешливо прищуренными глазами и вихрами, будто выжженными солнцем. Гор же больше походил на осень: тепло в волосах и бледная кожа первых заморозков.
Сейчас испуганный Амон стоял рядом с Гором, а тот на коленях на мокрой земле, и его выворачивало на слежавшиеся пожухлые листья. Молочным коктейлем и, кажется, всем, что он съел за долгую жизнь.
Именно здесь и сейчас Анубис ощутил то, о чем еще давно говорила Персефона, остро чувствующая жизнь и смерть: может, потому, что Гору становилось хуже или в Дуате ощущалось ярче. Но его сила бога оставалась прежней, а вот сущность разрушалась, жизнь вытекала из него тоненькой струйкой, будто куда-то в песок.
Не как сделала Луиза, короткий рывок, от которого усталость, но не более того.
Жизнь Гора вытекала постоянно, сочилась вовне, пока не оставит его навсегда.
========== 5. ==========
Комментарий к 5.
По поводу жизненной энергии и божественных сил: https://vk.com/wall-115053908_4904
Амон уже видел Луизу, так что рассказ Анубиса не очень-то удивил.
Вместе с Эбби он напросился в гости к Гадесу. Тот проворчал, что Амон может быть ужасно навязчив, когда хочет, но провел экскурсию по Подземному миру. Делал это явно с удовольствием, а Эбби искренне удивлялась и восторгалась.
Время там, как и в Дуате, будто смазывалось, текло иначе, но прошло не меньше нескольких часов, когда Амону окончательно надоело. Не то чтобы он не любил узкие улочки и высокие башни… но когда взбираешься на очередную сотню ступенек, то начинаешь проклинать Подземный мир, который рос, кажется, только вверх.
В итоге Амон оставил восторгающуюся Эбби с Гадесом и улизнул к Персефоне пить чай. С ней поделилась новым невообразимым сбором Нефтида, так что Амон предпочел не спрашивать, где растут ягоды, которые одновременно и кислые, и горчат, навевая мысли о несбывшихся мечтах.
Персефона только вышла из оранжереи. Она кинула на стол у стены испачканные землей перчатки и убрала выбившуюся рыжую прядь. Уселась в легкое плетеное кресло — они с Амоном устроились на одной из веранд, откуда открывался чудесный вид на очередные башенки и узкие городские улочки. Иногда Амон думал, что Гадес старомоден: его мир походил на огромный средневековый город.
— Мама любит асфоделевые поля у Стикса, — усмехнулась Персефона, проследив за взглядом Амона.
— О, она что-то здесь любит?
— Пытается. Еще считает, что я неправа, раз хочу тут жить.
— Зато она уже поняла, что Гадес не уволакивал тебя силой.
— Хочешь сказать, еще пара тысяч лет, и она смирится?
Амон полагал, Деметра не смирится никогда, но предпочел держать это при себе и не лезть в дела чужого пантеона. Пусть это будет головной болью Зевса.
У Персефоны он тоже замечал косые взгляды — она как будто исподтишка рассматривала Амона. Присматривала. Словно хотела убедиться, что он в норме и сияет. Точно такие же были у Нефтиды — и она тоже ничего не говорила напрямую.
Амона это дико раздражало, и он легонько выпускал свою мягкую, окутывающую силу, чтобы показать ее.
Может, его бесило, что они обе правы — он ощущал себя не совсем так, как раньше. Но у этого не было физических проявлений. Обычный страх, что солнце может снова погаснуть.
Бояться Амон не привык.
Поэтому тогда у Персефоны быстро перевел тему, расспрашивая о делах в Подземном мире. И, конечно, о Луизе.
— Она немного пугает, — признала Персефона. — Зато они сблизились с Гадесом в последнее время.
У Амона не было родственников, поэтому он периодически удивлялся чужим: Луиза была дочерью Гадеса, но не от Персефоны, а от случайной связи, и в то же время Персефона нормально к ней относилась.
Чуть позже, когда чай был выпит, а Эбби с Гадесом еще не вернулись, они сидели с Персефоной в одной из гостиных. Он учил ее словесным играм, когда в комнату вошла Луиза.
«Немного пугает», с точки зрения Амона, были очень слабыми словами. Луиза напоминала о старом черно-белом фильме «Я гуляла с зомби», глыбе льда и монстре Франкенштейна — причем разом. Он понимал, что преувеличивает, но ничего не мог с собой поделать.
Через пару минут, пока Персефона общалась с Луизой, Амон смог понять, что именно привело его в такой ужас. В конце концов, Луиза и раньше была спокойной и уравновешенной, а если теперь она не улыбалась, то что с того?
Но от нее несло не холодом. Скорее уж, черной дырой. Чем-то, что может поглощать тепло, свет, но никогда не возвращать обратно, не создавать самой.
Слушая Анубиса в кафешке Дуата, Амон не мог не вспомнить Луизу, которую видел. В рассказе Анубиса она казалась почти прежней, только чуть более молчаливой и холодной.
Амон не сомневался, что именно так Анубис ее и воспринимал. То ли потому что сам был богом смерти, не так ощущал эту бездну… то ли потому что не хотел видеть этого в Луизе. Ее сознание ведь и правда осталось прежним.
— Ей не хватает энергии, — сказал Амон. — Ее душа вернулась не полностью, ей нужна подпитка чужой жизнью. Или конкретно твоей.