Амон не только был вечно юным богом солнца, но и главой пантеона. Это его ответственность.
— Я думал, что буду полезен, — пробормотал он.
— Амон, ты всегда то солнце, которое греет. Мы знаем это. Ты в курсе, кто позвал?
— Нет.
— А что было потом?
— Я… плохо помню.
У него в памяти четко отпечаталась комната без окон, куда не проникал ни единый луч солнца. Вечно темная, наполненная отсутствием силы.
— Я не знаю, кто это был, но они каким-то образом оглушили…
— Есть куча способов, — пожал плечами Анубис. — Они где-то держали тебя?
— Да. Без света. Сначала было странное ощущение, будто моей силой кто-то пользуется, а потом… меня оставили в темноте, чтобы посмотреть, сколько я протяну. Пока совсем не погасну без солнца.
Амон помнил тот момент, когда осознал, что его не выпустят. Он ничуть не боялся замкнутых пространств, но без света действительно начинал постепенно увядать. И в памяти четко возникла паника.
Амон снова задрожал, даже под теплым пледом Нефтиды, но Анубис рядом оставался спокойным и уверенным, как будто знал, что именно это сейчас успокаивает Амона.
— От тебя хотели избавиться, — заключил Анубис. — Кому-то ты всё еще не даешь покоя. И я готов поспорить, что это Геката.
— Зачем?
— Может, использовала твою силу, пока могла.
Амон вспомнил это неприятное ощущение сначала, в темноте. Как будто кто-то действительно направлял в своих целях то, что у него оставалось.
— Я испугался, — тихо сказал Амон. Его слова вплетались в сумрачный день за окном. — И тогда приглушил остатки силы.
— Теперь ты дома. Верни ее.
Не могу, хотелось сказать Амону. Не могу, не могу, не могу! Он загнал остатки солнца так глубоко внутрь, что до сих пор боялся — вдруг исчезнут и они.
— Ну, хорошо, — не стал настаивать Анубис. — Главное, сейчас ты здесь. Напитайся солнцем и светом.
Амон кивнул. Он надеялся, что отдохнет и сможет стать таким же сияющим, как раньше. Просто нужно немного времени.
— Мне это не нравится, — заявил Анубис. — Что творит Геката? И зачем? Ходят слухи, она смогла подхватить часть силы Кроноса. Как она ее использует?
— Ты превращаешься в параноика, — уголки губ Амона дрогнули в подобии улыбки. — Мертвецы беспокоят?
— Я родился в Дуате. Вырос там, и мертвецы окружали меня куда чаще, чем люди. Просто сейчас всё в мире расшатано, и границы иногда… сбоят. Или я просто не могу их удерживать — владыкой Дуата всегда был отец, я же просто проводник. Но мертвецы не хотят мне вредить.
— Гор говорил…
— Гор драматизирует.
Амон не спорил, но попросил рассказать, что еще произошло за то время, пока его не было. Анубис достал еще одну сигарету, но курить не стал. Он говорил и говорил о граффити, о клубе Сета, о богах, которые задержались в Лондоне.
— Может, спросить совета у Тиамат? — предложил Амон.
— У этой чокнутой су… чокнутой?
— Одна из самых древних богинь. Она смогла убить Кроноса.
— Поэтому я ей не доверяю. И никто. Ты забыл, что она хотела забрать тебя? Я так и не понял зачем. Рассказывать ей сказки?
— Может, не хочет уснуть, хочет понять современный мир…
— А может, ты просто неотразим, и она повелась. Но лучше не проверять. С Гекатой проблем хватает.
Амон не был согласен, но решил, что сейчас не лучший момент, чтобы думать о древних богах. Рядом Анубис замолчал и, нахмурившись, потёр ладонью лоб.
— Голова болит, — пояснил он. — Ходил вчера на изнанку Дуата. Ты знаешь, это место — не мир мертвецов. Он глубже… и не предназначен для богов. Даже для меня.
— Зачем полез?
— Там можно многое найти. Ответы. Вдруг поможет понять Гекату. Или спасти Гора.
Анубис прикрыл глаза, прислонившись затылком к спинке дивана. Может, про других богов на изнанке ничего и не найдется, но отец у Гора тот же, что у Анубиса. Гор тоже наполовину принадлежит Дуату.
Амон высвободил правую руку из пледа, протянул ладонь к окну, рассматривая, как тусклый осенний свет окутывает руку. Пошевелил пальцами, словно впитывая, наматывая.
Тела богов отличаются от человеческих, так что у них собственная медицина — с точки зрения Амона, очень несовершенная. Его собственный свет тоже способен усмирять боль. По крайней мере, для богов собственного пантеона.
Осторожно, будто боясь задеть не те струны и нити, Амон вызвал солнечную силу внутри себя. Она никуда не исчезла, просто затаилась внутри.
— Я не чувствовал, что тебе угрожает опасность, — сказал Анубис, не открывая глаз.
— Она и не угрожала. Меня просто лишили солнца.
Он позволил силе окутать себя. Нагретая мирра и ласковый, медовый свет. Анубис рядом пошевелился, но ничего не сказал. А солнце и тепло продолжали заполнять комнату. Неровно колеблясь, как будто неуверенно, но Амон ощущал, как лучи текут сквозь тучи и сквозь него.
— С возвращением, Амон, — негромко сказал Анубис.
— Ага.
Он еще поиграл силой, ощущая, что плед становится ненужным — внутри снова разгоралось собственное тепло. Которое никуда и не исчезало. Расплавленное золото и смола с нотками шерсти.
— Я не помню, как вырвался оттуда, — негромко сказал Амон, поворачивая руку, позволяя свету окутывать ее. — Может, мне позволили уйти.
Ответить Анубис не успел. Где-то за их спинами хлопнула входная дверь, раздался женский визг:
— Амон!
Он встрепенулся и, оставив плед на полу, поднялся, обошел диван, чтобы встретить Эбби.
Она была в его горчичном свитере, который явно казался великоват. Светлые волосы на кончиках выкрашены в розовый, на лице выражение радости. Сейчас она походила на обычную девушку, а не на древнего монстра, который спал тысячи лет и теперь хочет вовсе не убивать, а узнать этот мир.
Только линзы вставлять не стала, так что были видны ее настоящие глаза — с вертикальным зрачком, как у змеи.
Взвизгнув, древний монстр Апоп, которая предпочитала, чтобы ее называли Эбби, кинулась на шею Амону.
Когда-то считалось, что ее естественным стремлением станет желание убить его — но они оба пошли против правил и ничуть об этом не жалели.
Только когда руки Эбби коснулись шеи Амона, он зашипел от боли, а она отпрянула. Он поморщился и потер то место, где теперь наверняка останется ожог.
Иногда такое случалось, хотя они оба понятия не имели, от чего зависит и порой даже забывали, теряли бдительность… а потом торжествовали древние законы, и тело змея Апоп обжигало солнце Амона.
В Лондоне множество ночных клубов.
Открывая свой, Сет никогда не думал, что тот станет особенно известным — просто один из многих. Его это вполне устраивало, он любил бизнес, любил, когда тот шел в гору.
Раньше Сет предпочитал войны. Когда ты видишь лицо противника, крепко сжимаешь оружие этой эпохи и позволяешь энергии выплеснуться. Позже он понял, что бизнес предполагает наличие всё тех же качеств.
Сет был воином и оставался им. Но меч или автомат он сменил на деловой костюм, а грязь на лице — на вежливую улыбку. Росчерком простой шариковой ручки ворочались капиталы и предопределялось куда больше, чем оружием. А решительности и целеустремленности требовалось столько же.
Сет до сих пор не знал, радоваться ему или печалиться, что после Кроноса город наводнили боги разных пантеонов — и пить они предпочитали именно у Сета. Вообще-то его вполне устраивали предсказуемые и понятные люди. Но боги тратили те же деньги, так почему бы и нет?
Офисы располагались в здании наверху, а сам клуб рядом, за парочкой неприметных дверей и яркой неоновой вывеской.
Сейчас, правда, в разгар дня, она оставалась потухшей, к трубкам приклеились мокрые листья. Они же цеплялись к ботинкам, а на пиджаке оставалась морось.
К осени Сет привык давно.