Анубис не врал сам себе. Он не позвал. Он заставил ее душу вернуться.
— Я без мотоцикла, — сказал Анубис.
— Жаль. Прогуляемся.
— Куда?
— К тебе.
Идти было прилично, Анубис устал после рабочей смены на ногах, но не возражал.
Большую часть пути они проделали в молчании. Луизу окутывал холодный электрический свет, к Анубису льнули тени. Мертвецы клубились вокруг них обоих.
— Я давно не гуляла, — наконец, сказала Луиза.
Они стояли у дороги, и она смотрела на лужу, в которой отражался светофор и огни.
— Почему, Лу?
— Я не совсем принадлежу этому миру. Больше не принадлежу.
Человечек замигал зеленым, и Луиза двинулась вместе с толпой, Анубис еще пару мгновений смотрел ей в спину, потом поспешил следом.
В воздухе витала осенняя морось, оседала на волосах и одежде. Пропитывала пространство лифта, пока они поднимались.
В квартире Сета горьковато пахло полынным дымом — значит, Нефтида точно дома и жгла какие-то травы. С кухни раздавались приглушенные голоса, но Анубис не вслушивался. Амон пока остался здесь, Гор тоже часто заходил. Отдельная гостевая комната была пустой, чтобы хранить врата в Подземный мир, через которые проходили Гадес и Персефона.
Через них наверняка пришла днем Луиза. И уйдет обратно?
За тысячи лет Сет и Нефтида сменили множество домов, хотя чем-то они неуловимо походили друг на друга, будь это глинобитное строение, заносимое песками пустыни, или викторианская гостиная, полная тяжелых тканей, с кричащим попугаем в золоченой клетке.
Везде и всегда они оставляли одну комнату пустой — для Анубиса. Поэтому, когда Осирис отпускал его из царства мертвецов, он знал, что всегда может прийти. Чаще всего так и делал.
Комната была небольшой: окно напротив двери, прямо под ним широкая кровать. Уютная спальня с плакатами и кактусом на подоконнике — он не засох только благодаря усилиям Нефтиды.
По сторонам от кровати стояли высокие тонкие лампы, светившие холодным неоном. Над окном вилась гирлянда из звезд, теплая и уютная.
Луиза аккуратно подвинула одеяло и села на кровать поверх него. Анубису сразу стало стыдно, что постель не прибрана, но гостей он не ждал.
Интересно, Луиза вспоминает всё, что они делали здесь? Ее лицо ничего не выражало, и свет от гирлянд и ламп причудливо ложился на него, вылепляя тени.
Анубис остался стоять, прислонившись спиной к стене. Он не знал, что сказать.
— Так как ты? На самом деле.
Она пожала плечами:
— Как будто не принадлежу этому миру. Словно меня выдернули, а теперь пихнули обратно, но я не понимаю, что здесь делать. Как будто я мертва.
— Прости, — это слово мало что выражало, но хотя бы попытаться. — Я не должен был возвращать тебя.
— Не должен был. То, что умерло, пусть остается мертвым.
Луиза помолчала, провела рукой по одеялу:
— Ты знаешь, что когда я умерла, моя душа должна была попасть в Дуат?
— Да. Поэтому я смог позвать тебя.
— Почему не отпустил в свой мир?
— Не мог позволить тебе умереть. Я… не слышу мертвецов в Дуате.
— Зато теперь слышишь их в этом мире. Только не можешь разобрать слов. Вдруг тут бы слышал и меня?
— Это было эгоистично, — прошептал Анубис, опуская голову.
— Да.
Она поднялась бесшумно. Приблизилась и кончиками пальцев заставила его посмотреть на ее лицо. Бесстрастное и непроницаемое. Когда-то Луиза насылала на Анубиса хорошие сны, чтобы он не мучился от кошмаров. А он воскресил ее, когда она умерла.
Нет, поправил он себя. Позвал обратно ее часть. Теперь она не принадлежит ни тому миру, ни этому.
И виноват только он.
Луиза приподнялась, ее губы коснулись губ Анубиса. Почти как при жизни — только теперь от них веяло холодом. Не тем морозным ощущением осени, что стояла за окном, а отсутствием тепла. Нежизнью.
Терпкая нежность быстро сменилась чем-то другим — яростным, всепоглощающим. Анубис ощутил, как вдоль его рук будто взметнулись мертвецы, зашевелились — они окутывали его постоянно и сейчас почуяли что-то.
Почувствовали, как Луиза тянет из Анубиса то, чего ей так не хватает — жизнь.
Тонкие струйки его божественной сущности, не силы, а именно жизненных сил, энергии. Как будто кто-то запустил внутрь Анубиса руку и пересчитывал его рёбра изнутри.
Луиза не хотела его уничтожать. Она жаждала всего лишь немного жизненной силы, чтобы и себя ощутить живой.
В ушах звенело, даже мертвецы перестали чувствоваться. Анубис слышал, как в комнату кто-то настойчиво стучал — может, Сет, он всегда его хорошо чувствовал.
Перед глазами плыло, и слабость накатывала, грозя захлестнуть, но Анубис не отстранялся — он позволял Луизе щедро черпать его собственных сил.
В конце концов, это его вина, что они ей требуются.
Это стало последней мыслью, прежде чем Анубис соскользнул во тьму.
Он очнулся на собственной кровати. Голова слегка гудела, и Анубис приподнялся. Огоньки и лампы еще светили, он был в той же одежде.
Потерев глаза, он глянул за окно: небо над крышами светлело.
Анубис не ощущал себя ни выспавшимся, ни отдохнувшим. Он почти сполз с кровати и приоткрыл дверь. К его удивлению, кто-то уже не спал — снова на кухне, которая всегда оставалась будто магнитом для обитателей.
Пол холодил босые ступни, Анубис шагал бесшумно, а увидеть его нельзя было, пока он не появится на пороге. Но он застыл не доходя, потому что узнал голоса Сета и Гадеса — и говорили о нем. Хотя бы частично.
— Я рад, что ты всё-таки явился, — в голосе Сета клубилась прирученная буря. — Может, будешь лучше присматривать за своей дочерью?
В спокойном голосе Гадеса сквозил холодок:
— Она уже взрослая и сама за себя отвечает.
— Она решила забрать жизненные силы Инпу!
— Не навредила ему. Выспится и всё нормально.
— Ты ее защищаешь?
— А ты его нет?
Сет и Гадес оставались друзьями тысячи лет. Когда-то давно, кажется, еще до того, как появился Анубис, они смешали кровь друг друга в обряде, если не называя себя братьями, то уж точно ими став.
Анубис никогда не слышал, чтобы они ругались.
— Я не хочу, чтобы она появлялась в моей квартире, — сказал Сет.
— Здесь врата в Подземный мир.
— Может, тебе стоит их убрать?
Гадес молчал. Слишком долго, но его интонации казались ровными, когда он сказал:
— Анубис сам виноват. Он сделал то, чего не следовало.
— Правда? То есть ты не рад, что твоя дочь жива?
— А он тебе не сын.
Чей-то стул скрипнул, и если Анубис хоть немного знал Гадеса, то не сомневался, что сейчас тот уйдет — наверняка через врата в Подземный мир.
Анубису не требовались специальные проходы, он просто проникал в Дуат из любой точки мира. Поэтому и сейчас он шагнул назад, мгновенно соскальзывая в другую реальность, которая принадлежала ему.
Миры мертвых были разными. У Гадеса за ленивым Стиксом возвышались каменные башни города, утопающие в фиолетовых искрах. Дуат оставался постоянными дорогами.
И он, будто верный пёс, всегда откликался на мысли и желания хозяина.
Поэтому сейчас Анубис оказался в осеннем лесу. Между полуголых деревьев с остатками рыжей листвы тянулся туман. Мокрая земля пружинила влажным ковром, и Анубис пожалел, что не успел надеть ботинки.
Он в задумчивости тронул ветви ближайшего дерева, и они качнулись, опал высохший листок. Анубис улегся прямо на землю, спиной чувствуя ее влагу. Он был только в футболке и джинсах, так что по рукам тут же прошла дрожь, но он не обратил внимания. Тело бога не может заболеть.
Откуда-то тянуло влагой и болотом, царила неестественная тишина. Не поднимаясь, Анубис залез рукой в карман и с удовлетворением нащупал смятую пачку сигарет. По возможности выпрямил одну и зажег с третьей или четвертой попытки.
Дым путался в ветвях и устремлялся к небу, которого здесь попросту не было. Только иллюзия, низкие плотные облака.