— Хорошо маскировались, твари, — пробормотал Сет. — И богов среди нападавших было несколько.
Он устало привалился спиной к стене и поморщился от боли. И вместо того чтобы начать выспрашивать о происходящем, Софи испуганно спросила:
— Что случилось?
Вместо ответа, Сет приподнял футболку, рассматривая косую рану на левом боку. Как будто его чем-то полоснули — сквозь одежду, на которой не осталось следов, прямо по телу. Крови не было, но темные края выглядели не очень-то хорошо, и чернота как будто ручейками распространялась вокруг.
Софи не показалось тогда во тьме. Его действительно задели.
— Ох! — воскликнула она. — Тебе надо в больницу!
Сет покачал головой, рассматривая рану, потом опустил футболку и достал сигареты.
— Ты еще не поняла? Не веришь? Это рана, нанесенная другим богом. Ни один врач тут не поможет. — Он закурил и внимательно посмотрел на Софи. — Только Нефтиде не говори.
И в этот момент Софи поняла, что верит. В древних богов, тьму и Гадеса.
Комментарий к 7.
Раз уж речь о Сете, то о ним и об Осирисе есть старый махонький драбблик (он ни разу не сюжетный для этой истории): https://ficbook.net/readfic/5630029
========== 8. ==========
Она вплетает в волосы черные ленты. Кончики ее пальцев пахнут сладковатыми цветами, начинают благоухать и волосы. Когда Персефона слышит шаги, то не выдает нетерпения, только поворачивается, продолжая вплетать ленты.
Гипнос прикладывает руку к груди и кланяется — хорошо хоть, не преклоняет колено, от этого Персефона отучила.
— Моя королева…
— Где он?
— Остался улаживать дела на востоке.
Она опускает руки и сцепляет их на коленях. Не хочет, чтобы было видно ее волнение.
— Он… — Персефона медлит. — Он в порядке?
Гипнос позволяет себе улыбку. Уголками губ.
— В полном. Злится из-за задержки.
Персефона знает, когда Аид «злится» — это тьма и смерть для всех вокруг. Колкие звезды мрака и рычащего пламени, что отражается в глубине всех трех пар глаз верного Цербера.
Персефона знает, Аид вернется, как только сможет. А если возникнут препятствия — он их уничтожит.
— Еще кое-что, — Гипнос медлит. — Твоя мать здесь. Хочет «выпить чая с любимой дочерью».
— И как только узнает, когда Аида нет? — вздыхает Персефона. И берет еще одну ленту. — Пусть подождет.
Гадесу никогда не снились сны.
До того момента, пока он не встретил Персефону.
Он даже не знал, что это такое, хотя Гипнос тонко улыбался и рассказывал, что похоже на реальность, но и отличается, может быть как приятным, так и не очень.
Но Гадес в то время почти не появлялся в мире людей, правил в Подземном царстве и оставался смертью, далекой, но неумолимой. Пока не появилась Персефона — всегда бывшая куда ближе к людям, чем он сам. Они многому учились друг у друга, и это был Гадес, кто первым сказал, что им незачем постоянно сидеть в Подземном царстве, когда вокруг целый мир.
Тонкие пальчики Персефоны гладили ребра Гадеса в постели, пахнущей цветами и смертью. И Сеф рассказывала, что такое сны, какие они бывают. Гадесу хотелось разделить с ней это — и, хотя одинаковых снов они не видели, сниться все-таки начали.
И когда он вновь видел Персефону в моменты, когда они не были вместе, он и сам не мог сказать, сны — это благо или проклятье.
Магические видения Гипноса всегда оставались глубокими и приятными. Вот и в этот раз Гадес не запомнил, что происходило, но он видел Подземный мир, увитую слабо мерцающим темным плющом беседку. Кажется, там был Цербер, он вилял коротким хвостом, а из всех трёх пастей капала слюна. И Персефона, размытое очертание, но ее смертные тела оставались похожими. Рыжие волосы, большие глаза и прикосновения, которых Гадес жаждал всегда — и никогда не путал ни с чьими другими.
Он проснулся и тоже увидел Персефону. Моргнул несколько раз, прогоняя последние ошметки сна. Но Сеф не исчезла — она почти тонула в потрепанном кресле, неестественно прямая в корсете, теребящая прядь волос. Перед ней, прямо на столе, сидел Амон и что-то рассказывал.
Голос шелестел негромко, как будто боялись потревожить Гадеса. Хотя от насланного сна вряд ли что-то могло разбудить раньше времени. Ни Амон, ни Персефона пока не заметили, что он проснулся.
Софи, поправился Гадес. Она еще не вспомнила истинную себя. Софи.
Красивое имя, но отзывалось чем-то глубоким и ноющим. У них и так-то может быть немного времени в этом воплощении, а тут еще потеря памяти.
Рядом тихонько заскулил Цербер и ткнулся мокрым носом в лицо Гадеса, тут же начав бесцеремонно вылизывать.
— Отстань, — отмахнулся Гадес, садясь на диване. Тот протяжно скрипнул. — Веди себя прилично, Церби.
Маленький обрубок хвоста добермана нещадно ходил из стороны в сторону.
— О! Как спалось? — поинтересовался Амон.
— Сколько я проспал?
— Около часа. Может, чуть больше. Гипнос явно не расщедрился на магию.
— Я его убью, — мрачно сказал Гадес.
И он имел в виду именно это. От глухих негромких слов температура в комнате, кажется, упала на несколько градусов, а Софи поежилась и невольно обхватила себя руками:
— Но у него наверняка были причины?
Гадес вспомнил молчаливого Стива, глаза которого загорались, едва он говорил о Молли. Впервые за многие сотни лет. И Гадес понимал, что хоть и злится, но отлично может его понять — что он сам стал бы делать, если кто-то угрожал жизни Персефоны?
— Были, — неохотно признал Гадес. — Его шантажировали. Поэтому стоит найти Гипноса и выяснить, что он знает.
— Позвони? — предложил Амон.
Но Стив не возьмет трубку. Даже если Гадес на него не злится, с прощением самого себя у Стива точно возникнут проблемы. Он будет ощущать себя виноватым.
Он предал друга.
Он предал короля.
Но Гадес знал отличный способ, как можно найти кого угодно, принадлежащего Подземному миру. А Гипнос ему хоть и не полностью, но принадлежал. Потрепав Цербера по голове, Гадес заглянул в его карие глаза:
— Возьмешь след?
Цербер мог найти почти кого угодно — и уж точно и без проблем того, кто сам частично Подземный мир. Уши добермана встали торчком, но потом внезапно опали, и Цербер посмотрел на Гадеса виновато.
— Кажется, у него проблемы со следом, — проворчал Амон.
Гадес покачал головой:
— Нет, след он возьмет, но позже. Сейчас у Цербера проблемы с воплощением в этом мире. Он провел тут слишком много времени. Что, дружок, ты всё здесь сидел?
Когда Гадес разговаривал с Цербером — не важно, в каком обличье тот был — в голосе бога смерти часто прорезались нотки умиротворенной нежности. Он сам не замечал этого, но с похожими интонациями иногда обращался к Персефоне, нашептывая ей непристойности на ушко.
Или забирая жизнь достойного противника, награждая его кинжалом милосердной и быстрой смерти меж ребер.
Цербер еще разок виновато проскулил и растворился в тенях, исчез, оставляя после себя тонкий, едва уловимый запах цветущих асфоделей и тлена. Софи ойкнула. И внезапно сказала:
— Я его видела. Последние дни. То там, то здесь… иногда мне казалось, я схожу с ума.
— Я просил Цербера присмотреть за тобой, — отвел глаза Гадес.
— Да, твои друзья уже рассказали невероятную историю о том, будто бы я и есть Персефона.
Гадес метнул на нее быстрый взгляд. На миг ему показалось, она всё вспомнила. Потому что это были привычные насмешливые интонации Персефоны, ее твердый взгляд, даже ее манера держаться. Но Софи сказала:
— Вы ошиблись. Я обычная девушка.
Мир, конечно, не рухнул, но Гадесу показалось, что начал трещать по швам. И сквозь них в реальность просачивался фиолетовый туман Подземного мира, видимый только Гадесу. Такое иногда случалось и чем-то походило на безумие, потерю понимания, кто он и где сейчас. Но только при сильных потрясениях.
Гадес быстро взял себя в руки, а Софи уже отвернулась, явно не почувствовав ничего необычного — и это больше, чем ее слова, убедили, что она ничего не вспомнила.