— Только не говори, что хочешь тоже заняться поисками убийцы.
Амон пожал плечами:
— Сейчас каждый из нас будет пытаться провести расследование. Ты поможешь?
— Если смогу.
— Не волнуйся, я не помешаю соблазнению твоей Сеф. Тем более… на всякий случай приглядывай за ней. Она сейчас уязвима. И сам будь осторожен.
Гадес криво усмехнулся.
— Вряд ли кто окажется настолько глуп, что полезет к владыке Подземного царства.
— Бальдр тоже думал, что неуязвим.
========== 3. ==========
Комментарий к 3.
Сет - в древнеегипетской мифологии бог ярости, песчаных бурь, разрушения, хаоса, войны и смерти.
Нефтида - его жена, сущность ее противоречива, но в целом, “владычица всего неявленного и нематериального”.
— Разжигай костры, мой господин. Позволь дыму стелиться вдоль величественных вод Стикса. Вдоль моих позвонков.
Аид улыбается. Хищно, опасно, как будто готов перегрызть глотку любому, кто встанет у него на пути. Проводит рукой по обнаженной спине Персефоны, и она выгибается под его ладонью.
Ее постель усыпана весенними цветами вперемешку с маленькими человеческими косточками. Аид полагает, это ужасно непрактично, но он склонен к символизму, а Персефоне просто нравится, когда красиво. Поэтому в первую ночь, когда она в новой жизни воссоединяется с мужем на их ложе, она просит усыпать постель цветами и костями. Которые, правда, всё равно придется смахнуть на пол, чтобы не мешали.
Им обоим нравятся ритуалы. Что-то постоянное и неизменное. Напоминающее, что бы ни случилось, есть циклы и вещи, которые никто не в силах изменить. Аид всегда стремится к Персефоне, а Персефона хочет воссоединиться с мужем.
— Разжигай костры, мой господин, — шепчет она, — пусть все знают, что я вернулась.
Он наклоняется, так что его дыхание щекочет ухо Персефоны. Улыбается, а в словах перекатывается рычание хищника, опасного и неумолимого:
— А что будет делать моя госпожа?
Она переворачивается на спину, обнаженная, благоухающая сладковатыми цветами с могил.
— Надеюсь, ты скучал по мне.
Гибкий, страстный, он с рычанием раздвигает ее ноги.
Всю дорогу до дома Софи слушала восторженный щебет Хелен. Светлые волосы подруги растрепались, тесный корсет она сняла прямо в машине, ничуть не стесняясь того, что осталась в какой-то черной сетке, не скрывавшей темное белье. Софи опасалась, что они станут причиной аварии, потому что другие водители таращили глаза на миниатюрную блондинку за рулем.
Сама же Хелен взглядов не замечала и говорила только о прошедшем концерте. По ее признанию, сыграли любимые песни. И дважды выходили на бис! Хелен отбивала пальцами ритмы на руле, пока они стояли на светофоре.
Но больше всего, конечно же, Хелен пришла в восторг от того, как Софи случайно познакомилась с вокалистом «Стикса», и что он нашел их в зале и взял номер Софи.
— Ты ему понравилась! — уверенно заявила Хелен. — Точно тебе говорю. Я видела, как он смотрел.
— Не сомневаюсь, он так смотрит на каждую девицу, которую хочет уложить в постель.
— Он не такой.
— С чего ты взяла?
— Читаю его Фейсбук.
Софи только фыркнула и отвернулась, пока Хелен переключилась на водителя впереди, рассказывая, что тот «медленнее улитки на заднем дворе моей бабушки».
Софи же думала, что там, перед клубом, Гадес действительно не показался ей ни заносчивым, ни пытающимся ее очаровать. Он был на удивление… обычным. На сцене Гадес казался внушительным, но по жизни всего на полголовы выше Софи. Собранный, подтянутый, с короткими темными волосами и несколькими маленькими сережками в левом ухе. Разговор тек так плавно, как будто они знали друг друга, как будто беседовали каждый день.
Хотя Софи не сомневалась, она впервые видела этого человека.
Когда Хелен в очередной раз пошла щебетать о Гадесе, Софи не выдержала:
— Если он так тебе понравился, может, ему стоило дать твой телефон.
— А вдруг он любит только рыженьких? — вздохнула Хелен.
— Тебе лучше знать, ты за его Фейсбуком следишь.
Хелен не успела продолжить разговор, они остановились у дома Софи, и та побыстрее распрощалась с подругой.
Низенький забор действительно стоило подновить, а нарисованные на почтовом ящике звезды не были видны в ночи. Поежившись от осеннего холода, Софи обхватила себя руками и по дорожке заторопилась к освещенному крыльцу. Она слышала, как за спиной отъехала машина Хелен, и пригородный район снова погрузился в привычную тишину, нарушаемую какой-то ночной птицей. Софи в них совершенно не разбиралась.
Дом окутывал теплом и запахом выпечки — похоже, мать снова готовила, ожидая возвращения дочери. Она никогда не ложилась спать, пока Софи не приходила.
Сняв ботинки в прихожей и повесив куртку на крючок в виде латунной виноградной лозы, Софи провела рукой по длинным, темно-рыжим волосам, приводя себя в порядок, а потом прошла в гостиную.
— Мам? Я вернулась.
Она сидела в кресле, в углу комнаты, среди пушистых ковров, маленьких диванов и торшера в стиле ар-деко, заливавшего всё вокруг мягким светом. Длинные волосы цвета спелой пшеницы собраны в косу, перекинутую на грудь, прямо поверх скромного платья в мелкий цветочек. Заложив пальцем книгу, которую читала, мать строго посмотрела на Софи:
— Ты сегодня поздно.
— Полуночи нет!
— Могла позвонить.
— Мам, я уже не маленькая.
— Если тебе исполнилось восемнадцать, это еще не значит, что ты стала взрослой.
Не выдержав, Софи закатила глаза, но от матери это не укрылось.
— Дорогая, я просто о тебе волнуюсь. Время неспокойное, а ты разгуливаешь в таком виде поздно ночью.
— Это нормальный вид. И еще не поздно.
— Я надеюсь, в следующий раз ты позвонишь.
— Прекрати.
— Нет. Это ты прекрати. — Голос женщины растерял мягкость, тут же став твердым, почти грозным. В нем звучали бури и дожди. — Я не позволю тебе шататься непонятно где непонятно с кем.
Софи знала, что если не хочет опять ругаться, то проще промолчать. Тем более мать тут же прекратила бушевать и миролюбиво спросила, как прошел концерт. Как будто она слушала хоть что-то из того, что нравилось Софи и могла поддержать разговор. Поэтому мать молча выслушала сухой рассказ.
Хотя, разумеется, Софи не стала говорить, как вокалист «Стикса» попросил ее номер телефона. Еще жив был в памяти скандал, который закатила мать, узнав о школьном ухажере Софи.
Но на следующий день Софи возвращалась мыслями к тому, что ее номер у человека по имени Гадес. И хотя ни за что бы в этом не призналась, но куда чаще, чем обычно, проверяла телефон. Он хранил молчание всю первую половину субботнего дня.
Гадес позвонил, когда Софи была в оранжерее. Срезала тонкие стебельки трав для матери. На самом деле, то, что называли оранжереей, представляло собой всего лишь пристройку рядом с домом, не больше обычного сарая, но с огромными окнами и стеклянным потолком, чтобы на травы падало солнце. Внутри было не развернуться, Софи едва могла сделать два шага в сторону от двери.
Телефон в кармане завибрировал, когда в руке лежало пять упругих стебельков, которые требовались матери. Оставив инструменты, Софи достала телефон и, увидев незнакомый номер, не могла не подумать, что это Гадес. Поэтому помедлила, не выходя из оранжереи — ей вовсе не хотелось, чтобы мать услышала разговор.
— Да.
— Здравствуй. Это Гадес. Надеюсь, ты меня помнишь.
Короткий смешок на той стороне — Софи не понимала его, но невольно улыбнулась в ответ:
— Я знаю твой голос.
— О?..
— Слышала много песен.
— О, — повторил Гадес. — Я рад. Может, у тебя будет свободный вечер? Я бы с удовольствием прогулялся и угостил кофе.
Он замялся, но негромко добавил:
— Если ты не против.
Софи заметила мать, подошедшую к окну в доме и глянувшую на нее. Как будто забеспокоилась, почему дочери нет так долго. Софи махнула ей рукой, указывая на телефон, и отвернулась. Как будто если будет стоять лицом, мать может услышать слова.