В медпункте нас приняла обычная медсестра. Все, чем она могла мне помочь, – дать обезболивающее, измерить давление или температуру и сделать укол. Она вызвала скорую помощь, и санитары доставили меня в городскую больницу. Врачи позвонили родителям и попросили срочно приехать. По телефону им не стали объяснять, что именно со мной произошло, но в тот день мама разбила зеркало. Дурная примета предвещала что-то ужасное. Около суток я без сознания лежал в реанимации. У меня отказывали органы, тело начало опухать. Состояние было критическое. Маме с папой посоветовали со мной попрощаться. Мама опешила:
– Как прощаться?! Нужно же хоть что-то попробовать сделать!
Врачи сказали, что единственный выход – ампутация, так как руки сильно обгорели.
Вот только сами они операцию провести не могли: здесь, в Ровеньках, то ли наркоза у них не было, то ли хирурга. Нужно было ехать в Луганск, в областную больницу, за шестьдесят километров от нашего города. Однако шансы довезти меня живым были минимальными. Но моя мама была непреклонна:
– Давайте попробуем.
А дальше выяснилось, что ехать не на чем: машины, конечно, есть, но все сломаны, да и бензин закончился. Хорошо, что отец взял все в свои руки:
– Я сейчас сам заправлю машину, – сказал он. – Мы повезем Дениса в Луганск.
Наконец нам выделили машину. По пути я периодически приходил в сознание и просил пить. Меня сопровождали медбрат и медсестра, родители ехали сзади. Обычной воды не было и медсестра поила меня газировкой, которую взяла себе в дорогу.
В областной больнице нас уже ожидали. Меня на носилках сразу доставили в операционную. У меня начался жуткий приступ рвоты. Хирург просто остолбенел:
– Вы что, газировку ему давали? Человек умирает, а вы его газировкой поите?!
Кажется, такого невежества и халатности он еще в жизни не встречал. А то, что несчастный случай произошел со мной еще вчера, повергло его в настоящий шок. Счет шел не на часы – на минуты, а меня привезли на операцию спустя сутки!
Как бы то ни было, он провел ампутацию. И я до сих пор благодарен ему до глубины души, хоть, к сожалению, и не помню имени этого замечательного человека. Он до последнего боролся за каждый сантиметр моих рук. Но все было тщетно. Я лишился обеих. Совсем. От плеч осталось, наверное, несколько сантиметров – где-то шесть с одной стороны и четыре с другой. Но, по сути, это уже не имело значения.
Глава 3
Встреча с реальностью
Дорога в медпункт на мотоцикле – это, наверное, последние часы, когда я еще чувствовал свои руки. Я помнил нестерпимую боль от ожога, помнил обугленную кожу и черные ногти. Я понимал, что дело серьезное, но я и представить не мог, что лишусь рук. Думал, перевяжут, наложат какую-нибудь мазь, пропишут лекарства и все со временем заживет. У меня даже мысли не возникало о таком исходе. Происходящее казалось сном.
Когда я пришел в себя, рук уже не было. Как и адской боли. Но по сей день я ощущаю фантомные боли. Чувство, будто засовываешь руки в слегка горячую воду, и по ним стучат невидимые деревянные молоточки. Как мурашки, только крупнее. Они стучат не переставая. Стучат, стучат, стучат. Все время. Засыпаю, просыпаюсь, иду куда-то, что-то делаю – сколько я без рук, каждую секунду со мной эти ощущения. Они не усиливаются, не ослабевают, стучат в одном и том же ритме. К этому невозможно привыкнуть.
А иногда бывает, словно что-то дергает или колет. Колет, колет беспрерывно, секунды три. Ну что такое три секунды, подумаете вы, какая ерунда – а для меня это жуткая боль, словно иголку под ноготь вгоняют. Порой кажется, что эти секунды тянутся дольше часа. Я грешу на погоду. Мне приходилось общаться с людьми, которым по той или иной причине тоже ампутировали конечность. Им знакомы подобные ощущения. Думаю, это похоже на метеочувствительность, когда на смену погоды ломит руку или ногу, только у меня возникает колюще-тянущая боль. Слава богу, такое случается редко.
Врач за меня боролся. Бывало, придет ночью в свое дежурство, видит, что родители устали сидеть возле койки, ждать, когда я приду в себя, и позовет отца в свой кабинет. Достанет бутылку, и они просто поговорят по душам, выпьют. Так и сдружились.
Ожоговое отделение, где я лежал, располагалось на восьмом или девятом этаже больницы. Туда привозили самых тяжелых пациентов с различными травмами, с поражениями током. Хирург за свою бытность много повидал. Он рассказывал моему отцу, как они боролись: сначала за мою жизнь, а потом – за каждый сантиметр рук, чтобы был шанс установить протезы. Чем больше культя, тем маневреннее и функциональнее будет протез. Если, скажем, у человека нет только кисти, ему, как бы кощунственно это ни звучало, крупно повезло. Можно сказать, он сорвал джекпот. Если руки нет по локоть, – уже хуже, но еще есть шанс сделать протезы, где будет работать кисть, и ты сможешь взять и выпить стакан воды. Ну а если рук нет вообще, то и надежды на хорошие протезы нет.