— Судя по всему, — объяснил Фальмут сэру Филиппу, — один из Четырех подделал мою внешность. Он выбрал удивительно подходящее время, введя моих людей в заблуждение. Четверка раздобыла автомобиль в точности похожий на мой, и, выждав момент, явилась на Даунинг–стрит через пять минут после моего ухода. Но… у нас остался след: один из моих людей запомнил, номер автомобиля.
На пороге появился старый служитель:
— Сыщик Джексон спрашивает, может ли он видеть господина инспектора?
Инспектор выбежал из кабинета.
— Простите, сэр, — сказал Джексон, отвешивая поклон, — вы не ошиблись номером?
— Почему?
— Потому что А 17164 — номер вашего автомобиля.
Глава 8. ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
Последнее предупреждение было составлено в кратких и точных выражениях:
«Мы даем Вам срок до завтрашнего вечера пересмотреть Ваше решение относительно билля о выдаче иностранцев. Если завтра до шести часов вечера в газетах не появится сообщение, что Вы решили отказаться от проведения этой несправедливой меры, то мы вынуждены будем приступить к осуществлению нашей угрозы. Вы умрете в восемь часов вечера. Для того, чтобы Вы были вполне в этом уверены, мы присоединяем к письму точный перечень секретных распоряжений, отданных полицией для Вашей охраны в течение завтрашнего дня. Прощайте.
Четыре Справедливых Человека ».
Сэр Филипп машинально взглянул на лист, исписанный иностранным почерком и содержащий факты, которые сама полиция, соблюдения тайны ради, не решилась доверить бумаге.
— Однако это все–таки стало известно, — произнес он, и его лицо посерело и осунулось.
— Могу поклясться, — сказал инспектор, — что ни я, ни начальник полиции в этом невиновны.
— Я тоже! — порывисто воскликнул молодой секретарь.
Сэр Филипп устало пожал плечами.
— Они уже знают, и этого довольно. Вопрос в другом: могу ли я рассчитывать, что полиция сумеет защитить меня завтра в восемь часов вечера?
— Клянусь небом, — произнес Фальмут, стиснув зубы, — либо вы завтра выйдете живым и здоровым, либо убьют не одного человека, а двух.
К десяти часам вечера вся столица знала, что министр иностранных дел получил от Четверки последнее предупреждение. Новость быстро разнеслась по клубам и театрам. Палата Общин была в возбуждении. В надежде, что министр иностранных дел прибудет в Палату, здесь собрались почти все члены парламента. Однако вскоре стало известно, что в эту ночь сэр Филипп никуда не выедет. Палата быстро опустела. Часть депутатов собралась в курительной и оживленно обсуждала создавшееся положение.
Вблизи Парламента дежурили толпы народа в слабой надежде хоть одним глазом увидеть того, чье имя было на всех устах. Уличные продавцы бойко торговали его портретами, предприимчивые издатели наводнили улицу дешевыми книжонками с сенсационными описаниями жизни и приключений Четырех Справедливых Человек, а уличные певцы вставляли в свои песенки куплеты о храбром министре, не боящемся ни угроз, ни смерти от рук страшных анархистов. Куплеты воспевали хвалу достойному сэру Филиппу за то, что он решил больше не позволять иностранцам вырывать «куски хлеба изо рта бедных тружеников Англии».
Эти слова рассмешили Манфреда, шедшего вместе с Пойккертом по набережной в сторону Уайтхолла.
Оба были во фраках. У Пойккерта в петлице алела ленточка Почетного Легиона.
Манфред усмехнулся:
— Не помню, когда прежде Лондон бывал в таком возбуждении…
Они прошли мимо Скотленд–Ярда.
Человек с опущенной головой и руками в карманах поношенного пальто окинул их пронзительным взглядом, пропустил мимо себя и пошел вслед за ними. Толпа и движение экипажей на углу Кокспер–стрит заставили Манфреда и Пойккерта остановиться и подождать, когда можно будет перейти через улицу. Протолкавшись в толпе, они вышли на Сен–Мартинс–Лэн.
— Спроси любого студента, — говорил Манфред Пойккерту, — было бы благом для человечества, если бы кто–нибудь убил Наполеона тотчас же по возвращении его из Египетского похода, и он, не колеблясь, ответит вам: «Да».
— Все равно они не поставили бы памятника убийце Наполеона, — мягко ответил Пойккерт, — Как не поставили памятника и Фельтону, убившему развратного и кровавого министра Карла I. Может быть, только далекое потомство оценит нас, — насмешливо добавил он. — Мне же пока вполне достаточно одобрения моей собственной совести.
Он бросил докуренную сигару и опустил руку в карман за второй. Побледнев, он внезапно остановил проезжавший кэб.