Манфред ничего не понимал.
— Что случилось? Ты мне говорил, что хотел пройтись пешком?
Но он покорно сел в кэб вслед за Пойккертом, крикнувшим кучеру: «Бейкер–стрит»!
Только когда кэб въехал на Шафстбери–авеню, Пойккерт объяснил:
— Меня обокрали. Увели часы и вместе с ними записную книжку, в которой я сделал кое–какие заметки для Сери.
— Скорее всего, это обыкновенный карманный вор.
Пойккерт ощупал карманы.
— Все остальное на месте… Если это обыкновенный карманный вор, то часы он оставил себе, а записную книжку бросил в ближайшую водосточную трубу, Но если это переодетый полицейский агент?
— В книжке не было имени или адреса?
— Нет, конечно. Но если книжка попадет в руки полиции, и если вор опознает нас, будут расшифрованы и вычисления.
Кэб остановился у станции подземной железной дороги на Бэйкер–стрит. Пойккерт расплатился и сказал:
— Я отправлюсь в восточную часть города. Встретимся завтра утром. За это время постараюсь узнать, не попала ли моя книжка в Скотленд–Ярд.
Они простились и разошлись в разные стороны.
Если бы Билли Маркс не пил в эту ночь, он был бы вполне удовлетворен своей работой. Но винные пары соблазняют…
Возбуждение, созданное угрозами Четырех, привело к Вестминистерскому аббатству и Парламенту жителей всех лондонских предместий, толпившихся на берегу Темзы и сотнями дожидавшихся теперь трамваев и автобусов в Стрэтэм, Кэмберуель, Клапэм и Гринвич.
До полуночи было еще далеко, и Билли решил поработать в трамваях.
У толстой старухи он вытащил кошелек, у господина в цилиндре — часы, из дамской сумочки — небольшое ручное зеркальце и хотел закончить операцию исследованием карманов хорошо одетой молодой леди.
Исследование увенчалось полным успехом. Кошелек и кружевной носовой платок вознаградили вора. Он приготовился скромно оставить поле действия, как вдруг над ухом раздался приветливый голос:
— Здорово, Билли!
Голос был хорошо знаком, и Билли стало не по себе.
— Здравствуйте, мистер Ховард, — ответил он с притворной радостью. — Как поживаете сэр? Страшно рад видеть вас.
— Куда вы собрались, Билли? — спросил Ховард, дружески хватая его за руки.
— Домой.
— Домой, домой, — повторил Ховард, оттягивая Сопротивлявшегося Билли от толпы, — Билли идет домой… Портер, — обратился он к шедшему с ним молодому человеку, — пойдите в трамвай и узнайте, все ли вещи целы у пассажиров.
Молодой человек вернулся и вскочил в трамвай.
— А теперь, мой друг, — продолжал Ховард, крепче сжимая руку Билли, — расскажите, как вы провели время?
— В чем дело, мистер Ховард? Куда вы меня тащите?
— Старые штуки, мой друг, и тащу я вас в старое место.
— Я вас уверяю, на этот раз вы ошиблись, — в отчаянии воскликнул Билли, но в ответ раздался сухой треск замкнувшихся наручников.
— Не сердитесь, Билли. И не разбрасывайте драгоценных вещей, — произнес Ховард, нагибаясь на ходу и поднимая выброшенный вором кошелек.
В полицейском участке сержант, сидевший за столом, встретил появление Билли с шумной радостью, а тюремный сторож, толкнувший Билли за решетку и быстро обыскавший его карманы, поздоровался с ним, как со старым другом.
— Золотые часы, кусок золотой цепочки, три кошелька, два носовых платка и красная кожаная записная книжка…
Сержант одобрительно кивнул головой:
— Неплохая работа, Вильям.
— Сколько мне теперь дадут? — спросил арестованный.
Ховард, составляя протокол, предположил, что на этот раз не меньше девяти месяцев.
— Шутите?! — воскликнул Билли.
— Не меньше девяти, будьте покойны, — подтвердил сержант. — Вы бродяга и жулик, Билли, и суд вам этого так не спустит… Камера восемь!
Тюремный сторож отвел Билли, громко ругавшегося и обвинявшего полицию в том, что она умеет ловить только мелких воришек, а таких злодеев, как Четыре Справедливых Человека, оставляет на свободе.
— На кой черт мы платим вам налоги, скажите на милость? — возмущался он из–за решетки.
— Ничего, вы свою долю заплатите, — добродушно возразил сторож, запирая дверь камеры номер 8 на двойной замок.
В участке Ховард и сержант рассматривали добычу Билли, и трем ее собственникам, приведенным Портером, были возвращены их вещи.
— Остаются только золотые часы и записная книжка, — сказал сержант, когда обокраденные, получив свои вещи, ушли. — Записная книжка без имени и адреса, с тремя исписанными страницами.
Он протянул книжку Ховарду. На странице, озадачившей сержанта, был записан ряд улиц, и против каждой улицы стояли каббалистические знаки.