— Сорок минут, — сказал Фальмут, взглянув на часы.
Четверо стояли в темноте.
— Скоро время, — произнес голос Манфреда.
Сери нагнулся и пошарил рукой, ища что–то на полу.
— Разрешите зажечь спичку?
— Нет!
Гонзалес быстро наклонился и ощупал пальцами пол.
Он нашел конец проволоки и сунул в руку Сери. Затем снова нагнулся, нашел второй конец, и Сери связал оба конца вместе.
— Пора? — нетерпеливо спросил Сери.
— Подождите.
Манфред смотрел на светившийся в темноте циферблат часов. В молчании текли минуты.
— Пора, — сказал Манфред, и Сери протянул руку.
Протянул руку, тяжело застонал и… упал.
Трое слышали стон, скорее почувствовали, чем увидели искаженное от боли лицо испанца, и услышали тяжелое падение тела на пол.
— Что случилось? — тревожно спросил Гонзалес.
Манфред наклонился к телу Сери и расстегивал рубаху.
— Сери напутал и расплатился за свою ошибку, — пробормотал он.
— А Рамон?
— Увидим, — ответил Манфред, ощупывая сердце безжизненного испанца.
Эти сорок минут были самыми долгими в жизни Фальмута. Он старался убить мучительно тянувшееся время, рассказывая нескольким слушателям об опасных приключениях, в которых ему прежде приходилось участвовать. Но язык плохо повиновался ему. Речь становилась все более несвязной и прерывистой. Он, наконец, умолк, и в коридоре установилась тишина, изредка прерывавшаяся шепотом полицейских.
Чтобы отвлечь мысли, Фальмут отправился в обход полицейских постов. Все было в порядке. Все двери были открыты настежь, и с каждого полицейского поста был виден соседний пост. В кабинете секретаря Хэмильтона, который в это время должен был быть в Палате, он задержался и в двадцатый раз прошептал, обращаясь к начальнику:
— Не могу себе представить, что может случиться. Эти люди не могут выполнить своей угрозы… Это совершенно невозможно…
— Дело не в этом, — возразил начальник полиции, — дело в том, откажутся ли они вообще от ее выполнения, если не выполнят сегодня. Одно ясно: если Рамон сегодня останется жив, билль об иностранцах пройдет в Палате без единого возражения.
Он взглянул на часы, которые не выпускал из рук с той минуты, когда сэр Филипп запер за собой дверь кабинета.
— Еще пять минут…
Оба подошли к дверям министра и прислушались.
— Ничего не слышно…
Пять минут текли одна медленней другой.
— Ровно восемь. Мы…
Донесся далекий бой больших парламентских часов.
— Раз!
— Два, — пробормотал Фальмут, отсчитывая удары.
— Три.
— Четыре.
— Пять… Что это?
— Я ничего не слышал… Ах! Да, я слышу что–то. — Начальник полиции опустил голову и приложил ухо к замочной скважине. — Что это? Что…
В кабинете за дверью вдруг раздался резкий крик и шум от падения человеческого тела.
— Скорее… люди, сюда! — крикнул Фальмут, наваливаясь на дверь.
Крепкая дубовая дверь не уступила.
— Сюда! Скорее! Ломайте дверь!
Три здоровых полицейских разом налегли и высадили дверь.
Фальмут и начальник полиции вбежали в кабинет.
— Боже мой!
Поперек письменного стола лежало тело министра иностранных дел.
Бумаги, обычно в порядке лежавшие на столе, были разбросаны по полу.
Начальник полиции подбежал к телу и поднял его. Одного взгляда было достаточно:
— Мертв!
Он осмотрелся вокруг — в комнате, кроме мертвого и толпы полицейских, никого не было.
Глава 11. ВЫРЕЗКА ИЗ ГАЗЕТЫ
Судебный зал был переполнен публикой, так как сегодня предстояло заслушать показания начальника полиции и сэра Френсиса Кэтлинга, знаменитого врача.
Прежде чем открыть заседание, коронер сообщил, что на его имя поступило большое количество писем от разных лиц со всевозможными предположениями относительно причин смерти сэра Филиппа Рамона.
— Полиция просила меня пересылать ей все такие письма, и она будет благодарна каждому, кто пожелает поделиться с ней своими заключениями.
Начальник полиции допрашивался первым и подробно изложил все обстоятельства дела, предшествовавшие смерти министра иностранных дел. Он тщательно описал рабочий кабинет, в котором умер сэр Филипп. Две стены кабинета были уставлены книжными шкафами, третья, юго–западная, имела три окна, а четвертая была занята географическими картами, подвешенными на катушках.
— Окна были заперты?
— Да.
— И были как следует защищены?
— Да… деревянными ставнями со стальными скрепами.