Зато младший сержант Стрекоза, она же внучка Ниночка, которую с малых лет воспитывали как злобного зверька, сразу унюхала опасность и зоркими глазами разглядела, кто остался в машине. Она раскрыла сумочку, где лежал пистолет.
Муравей шепнул:
— Закрой ты… сумочку!
— Иди к машине, — шепнула она, — там ЫХ-три нуля. Стреляй без предупреждения! Иди, тебе говорят!
И тут не выдержали нервы у Фонди-Монди-Дунди-Пэка. Он понял, что сейчас будут стрелять, и решил, что опасность грозит полковнику Егорову. ЫХ-000 выскочил из машины, и Стрекоза, не целясь, выстрелила.
Он схватился за плечо и упал с криком:
— Не отпускайте её!
Муравей, не ожидая приказания, поднял руки вверх и сказал в сердцах:
— Фарата ыра! (Какая дура!)
Полковник Егоров с товарищами скрылись в подъезде вслед за Стрекозой.
Протягивая руки для наручников, Муравей бормотал:
— Нон агента, ава… (Не агент, а…)
Фонди-Монди-Дунди-Пэк сразу, так сказать, после рыбалки угодил в больницу.
А Муравей сидел в машине и болтал:
— Нисколько не жалею, что попался. Всё равно родители меня домой не пускают. До генерала при Шито-Крыто мне не дослужиться. Зато сейчас он лопнет от злости. Представляю его физиономию, когда он узнает, что его любимая Стрекоза влопалась! Правда, живой вам её не взять. В крайнем случае, она сама себе глотку перегрызёт.
Раздалось несколько выстрелов.
— Стреляет она здорово, — продолжал болтать Муравей, — и патронов у неё достаточно. Не завидую я вашим работникам.
Здание оцепили. Все ходы и выходы были перекрыты. Стрекоза остановилась на карнизе между двумя окнами на высоте четвёртого этажа, прижавшись спиной к стене.
— Чего я только в жизни не видел… — говорил полковник Егоров, — но вот девочку-шпиона… Хоть глазам своим не верь. Сейчас всё спокойненько обдумаем. Давайте, как на рыбалке, — не дёргать и не дёргаться.
Моисей Григорьевич сидел на диване, постепенно приходя в себя, и бормотал:
— Вот это удар… вот это кошмар… сумасшедший дом, а не психиатрическая больница…
Полковник Егоров отдавал приказания:
— Установите на подоконнике радиодинамик. Подключите микрофон… Приведите арестованного… Моисей Григорьевич, вам лучше уйти отсюда. А тебе, Толик, везёт на шпионов, они вокруг тебя так и бегают.
Когда Моисей Григорьевич и Толик ушли, ввели Муравья.
— Господин генерал, — обратился к нему полковник Егоров, — передайте вашей очаровательной напарнице наше предложение сдаться. Я пытался с ней говорить, но она или не слышит, или не желает отвечать. Объясните ей, что её положение совершенно безвыходно.
— К сожалению, я всего-навсего бывший генерал, а ныне я просто агент Муравей и нахожусь под командованием младшего сержанта Стрекозы, чтоб ей пусто было, между нами говоря. Она ни за что не сдастся. Она и не знает, как это делается, зачем и вообще, что это такое. Она будет отстреливаться до последнего патрона. А последний всадит в себя, да так метко, что тут же испустит свой шпионский душок.
— И всё-таки поговорите с ней. Вот микрофон.
Батон заговорил (привожу дословный перевод):
— Стрекоза, благодаря твоей тупости и глупости, и психопатству, мы попались. Слава богу, я в наручниках, и на душе у меня благодать. Кончай базар, бросай пистолет, иди сюда, и всё будет в порядке. Дадут фруктовки.
В ответ Стрекоза раскричалась (ругательства не перевожу):
— Хрычто фуренти! У меня достаточно патронов! Айм добл найн! Пусть только высунутся! Ферг морг гарди! И чтоб я больше не слышала твоего гнусного голоса, предатель! Эссенто аро фаг! Я должна и в тебя влепить пулю, барритиг финик долдо!
Она ещё долго кричала, голос часто срывался на визг, и Батон морщился и виновато смотрел на полковника Егорова, так как ничего не мог разобрать. Наконец Стрекоза умолкла, будто задохнулась от злобы.
Выслушав перевод, полковник Егоров проговорил:
— Ругается она здорово. А сколько времени она может простоять вот так на карнизе?
— Теоретически — пока не умрёт. Практически — недели полторы, чуть больше. Живой её всё равно не взять, поверьте мне. Я эту публику знаю, сам работал на площадке молодняка. Зачем она вам?
— Это уж наше дело. Будем ждать ночи. Приготовьте сетку, прожекторы и сирены. Вызовите ещё людей. Будьте предельно осторожны.
— И приготовьте крепкий мешок, — посоветовал Батон. — Если вы каким-то чудом схватите эту чёртову Стрекозу, без мешка вам придётся туго. Она ведь ещё и кусается и царапается. А уж как она дерётся… класс!
Глава № 27
Драка гавриков и шпиончиков
Агент Стрекоза сообщила, что задание выполняется успешно: ЫХ-000 обезврежен, найден след Толика Прутикова, агент Муравей работает отлично.
Генерал Шито-Крыто удовлетворённо откинулся в кресле и даже прорычал свою любимую песенку:
Эх, если бы у него была возможность поспать! Ему бы не понадобилось мягкой постели: спать он может сидя, стоя и даже на ходу. Но спать нельзя! Надо работать, работать и работать! Иначе все мечты так и останутся мечтами.
План операции «Братцы-тунеядцы» почти готов. Вот он. Сто три толстенные папки. Скоро, скоро исполнится заветнейшая мечта генерала Шито-Крыто, мечта, исполнение которой когда-то началось с пустяка, когда он предал свою родную маму. Ха, скоро он предаст сотни, тысячи, миллионы мам!
Генерал Шито-Крыто от радости заподпрыгивал в кресле, выкрикивая:
— Ух! Ах! Эх! Ух! Ах! Эх!
Неизвестно как возникший в кабинете офицер Лахит выждал, когда начальство кончило подпрыгивать, и доложил:
— Шеф, в приёмной господин оберфобергогердрамхамшнапсфюрер!
— Просить! Сейчас он у меня попрыгает!
— Майль! — проорал ещё с порога фон Гадке. — Я прекрасно отдохнул! А как вы, господин генерал?
— О, я бы никогда не стал генералом, если бы позволял себе отдыхать! Это мне не положено. Столько дел! Тем более в момент пребывания вас у нас. Я вот тут сидел и напряжённо думал, как с наибольшей для себя пользой использовать ваш долгожданный визит к нам? Не упустить бы чего из вашего огромного опыта по работе и борьбе с детьми.
— Располагайте мной, моими знаниями и опытом как вам угодно. А я с глубоким интересом ознакомлюсь со всем, что вы сочтёте возможным мне продемонстрировать. Больше всего меня, конечно, интересует площадка молодняка. Мне так и не терпится сравнить ваших шпиончиков с моими гавриками.
— И мне не терпится сравнить наши кадры. — И генерал Шито-Крыто пригласил высокого гостя низенького роста следовать за собой.
Увидев любимого начальника, двадцать восемь шпиончиков подняли такой неописуемый гвалт-писк-рёв-вой с галдежом, что дежурный офицер на полторы минуты включил пожарный брандспойт. Под струёй холодной воды шпиончики присмирели.
Фон Гадке сказал с уважением:
— Содержите вы их замечательно. Но простите меня… — Он не сдержал откровенной усмешки. — Ваши шпиончики ещё слишком малы. Мои молодчики разделаются с ними в айн, то есть в один момент.
— Оччччччень сомневаюсь! — резко ответил генерал Шито-Крыто. — Я им никогда не говорю, что они маленькие. Они и не подозревают об этом. Согласны вы или нет помериться кадрами?
— Простите меня, но… я не понимаю…
— Зато я понимаю, господин оберфобергогердрамхамшнапсфюрер! Если вы боитесь за своих болванов, отменим драку. Вот и всё.
— Я боюсь за моих болванов, то есть гавриков?! — заикаясь от возмущения, крикнул фон Гадке. — Да мои болваны да ваших шпиончиков… да ваших шпиончиков да мои гаврики…
— Ваши условия! — рявкнул генерал Шито-Крыто.
— Поймите! Вы! Мои три гаврика из ваших двадцати восьми шпиончиков сделают двадцать восемь истерзанных трупиков!