— Но ведь я не имею к этому никакусенького отношения! Шеф, я чист, стерильно честен! — Врач Супостат бухнулся на колени. — Я никогда никому нигде ни за что не предавал вас и даже не продавал!
— Значит, не было подходящего случая. Почему ты сразу не сообщил мне, что у тебя в гробу спрятан ЫХ-три нуля?
— У меня судорогой свело челюсти от ужасного страха перед вами. Ведь вы мне дали всего четырнадцать секунд, и я растерялся. Плохо у меня с нервами. Устал. Измотался. Видно, пора отдыхать.
Генерал Шито-Крыто согласно, понимающе и вроде бы даже сочувственно покачал своей огромной, без единого волоска, похожей на арбуз, футбольный мяч и глобус головой, проговорил:
— Я тоже устал. У меня тоже с нервами плохо. Но отдыхать мне некогда. Много срочной работы. А я остался без помощника… Но не всё ещё потеряно. Нет, нет!.. Главное — в сохранности! Только не раскисать! Не медлить! — Он резко вскочил. — А этот негодямиссимус, ЫХ-три нуля не рассказывал тебе, каким образом он смог проникнуть обратно к нам?
— Никак нет, шеф.
— Мне понятно, почему он выдал «Фрукты-овощи», — начальник «Гроба и молнии» впился взглядом в сверхперепуганного врача Супостата. — Это вполне естественно. Но… если он вернулся к нам, то почему не предал тех, кто его послал сюда? А? Что его заставило вернуться к нам? А?
— Понятия не имею, шеф.
— Все вы одинаковы. Понятия не имею, понятия не имею… Один я здесь только головой и работаю. — И генерал Шито-Крыто направился к вызоду.
— Ше-е-е-еф… — тихонько позвал врач Супостат. — А не прикажете ли убрать это? — И показал на верёвку, закреплённую под потолком и с острым крюком на конце.
— Пригодится ещё, понадобится!.. Кстати, идея! Сейчас же прикажу устроить такие штучки во всех отделах… А? Где провинился, тут же тебя и вздёрнут! Ве-ли-ко-леп-но! — генерал Шито-Крыто очень удовлетворённо хрюкнул и вышел.
Врач Супостат крестился левой рукой вместо правой и не пальцами, а кулаком и бормотал упоённо:
— Пронесло, господи! Пронесло, господи! Господи, как пронесло!
— Нет, не пронесло! — раздался голос Фонди-Монди-Дунди-Пэка, и он сам собственной персоной оказался перед столом. — Зачем же так легко отказываться от сорока тысяч в хорошей валюте? Тем более, другого выхода у тебя нет. Одно тебе осталось, если ты не совсем уж окончательный дурак, — иметь дело со мной.
— Как ты… как тебе… как тебя… как… — И врач Супостат, закатив глаза, застыл в неподвижности, не в силах ни говорить, ни даже толстым пальцем пошевелить.
— Я все ваши штучки знаю, — объяснил Фонди-Монди-Дунди-Пэк, закурил и уселся в кресло. — Просто вылез из гроба и спрятался под столом, на котором он стоял. Ну, пришёл в себя, трусишка?.. Слушай внимательно. Задача проста: сейчас меня уже нет. Меня уже не ищут. Ты помогаешь мне выбраться отсюда и тут жеполучаешь сорок тысяч в хорошей валюте… Что тебя ещё беспокоит?
— Я не представляю… Нет, нет, я тебе не верю.
— Мне остаётся пойти к Шито-Крыто и…
— Гы-ы… гы-ы-ы… гы… — попробовал рассмеяться врач Супостат. — Сдрейфишь!
— Мне терять нечего. Но в любом случае Шито-Крыто разделается и с тобой. Выбирай. Либо моё предложение, либо наши жизни на рассмотрение начальства.
— О-о-о-о, зачем ты явился сюда? О-о-о-о, зачем свалился на мою бедную голову? Уж лучше бы ты не вылезал из гроба! Как было бы хорошо!
В радиодинамике что-то затрещало, и раздался радостный и грозный голос генерала Шито-Крыто:
— Всем, всем, всем! Предатель уничтожен мною лично! Наши ряды очищены! Дела наши идут прекрасно! В организации сию секунду вводится наичрезвычайнейшее наивоеннейшее положение! Изредка поглядывайте на висящую в каждом кабинете верёвку под потолком и с острым крюком на конце! И ждите необычайно важного, почти исторического значения приказа!
— Вот-вот… — тонким голосом прошептал врач Супостат. — Слышишь?.. Пожалей меня… погибни один… у меня же семья, у меня дети, правда, выродки сплошные…
На какое-то мгновение, а может быть, и на несколько десятков секунд Фонди-Монди-Дунди-Пэк пожалел своего бывшего приятеля, но жалость эта быстро прошла, и Бокс-Мокс сердито сказал:
— Не врач ты, а враг. Ну потряси своей глупой головой, пораскинь, как говорится, мозгами, если, конечно, они у тебя есть. Подумай. Поразмысли. Сообрази. Всю жизнь ты имеешь дело только со шпионами. Ты знаешь нашу натуру…
— Знаю, знаю, ещё как знаю! — прокричал врач Супостат. — Я не только вашу натуру знаю! Я у каждого из вас даже каждый нос помню! И не верю я ни одному вашему слову! Всё равно обманете!
Фонди-Монди-Дунди-Пэк возвысил голос:
— А я разговариваю с тобой не как шпион, а как человек. Пойми! Я ухожу в отставку. Мне всё надоело. Я устал. Измотался. Помоги мне выбраться отсюда… Даю тебе честное человеческое слово, что ты получишь обещанное!.. Семь с половиной секунд тебе на размышление… — рассердился Фонди-Монди-Дунди-Пэк, увидев, как врач Супостат опять закатил глаза и будто окаменел. — Да пойми ты! Мы с тобой связаны одной верёвочкой. Я без тебя никуда не денусь. И тебя от себя никуда не отпущу. А ты чепуху городишь. Опять трусишь?
— Трушу, — признался врач Супостат, — никогда в жизни так не трусил. Просто не знаю, что и делать. Понятия не имею…
Вот тут-то даже Фонди-Монди-Дунди-Пэк приуныл.
Глава № 55
Первый вполне человеческий поступок младшего сержанта Стрекозы на пути её превращения из агеноточки в нормальную девочку
Случилось совершенно невероятное событие — лейтенант Васильков отказался выполнять задание, заявив следующее:
— Прошу освободить меня от этого задания, не могу больше. Весь хожу искусанный и исцарапанный, а толку никакого. Разве это служба получается? Пошлите меня на самое опасное дело, только от Стрекозы освободите!
Полковник Егоров нахмурился, помолчал и спросил:
— А что такое Стрекоза, знаете? Она младший сержант по званию, агент иностранной разведки. И вы обязаны с ней справиться, как обязаны справиться с любым агентом. А вы малодушничаете, расписываетесь в собственном бессилии.
— Ну не получается если? Я ведь стараюсь! Я ведь не царапин и укусов боюсь, а стыдно мне, что ничего у меня не получается! Я из-за неё ночей не сплю! А результат? Нуль!
— Кто же ею, по-вашему, заниматься будет? Я, что ли? Вам не нравится, что она кусается и царапается. Это действительно неприятно, я понимаю. — Полковник Егоров усмехнулся. — Значит, вы предлагаете другого работника ей на растерзание отдать? Правильно я вас понял? Пусть кто-нибудь помучится, так? Вы этого хотите?
— Я не так ставил вопрос, товарищ полковник. Просто у меня ничего не получается. А время-то идёт. Если бы она человеком была… а то зверёныш какой-то!
— Нет, она человек, но воспитали её зверёнышем. Не могли же из неё вытравить всё человеческое! И мы не имеем права посадить её в клетку, как настойчиво рекомендует бывший генерал Батон, который рядовым работал у них на площадке молодняка. Что-то надо придумать наше. Не исключена, кстати, возможность, что мы встретимся со шпиончиками генерала Шито-Крыто. Вполне вероятно, что они примут участие в операции «Братцы-тунеядцы». Продолжайте выполнять задание, и чтоб больше я не слышал от вас всяких там… отговорочек и оговорочек.
— Есть, — уныло произнёс лейтенант Васильков. — Разрешите идти?
Надо сказать, что судьба младшего сержанта Стрекозы занимала, даже волновала полковника Егорова не только с той точки зрения, что со шпиончиками генерала Шито-Крыто рано или поздно придётся иметь дело, и в этом смысле агенточка может оказать неоценимые услуги, если, конечно, удастся её перевоспитать, то есть превратить в нормального человека. Просто полковнику Егорову как отцу троих детей было важно узнать: можно ли из ребёнка вытравить всё детское?