А настоящего, живого фон Гадке грузовик привёз — о майн бог! — прямо во двор шпионской школы Центрхапштаба. Тут он был у себя дома, знал все ходы и выходы и без всякого особого труда (не считая того, что сапоги пришлось нести в ручках) через потайную дверь проник сразу в кабинет барона Барана.
Здесь фон Гадке, не зажигая света и впопыхах поставив сапоги на стол, позвонил на один секретный аэродром и от имени начальства приказал подготовить к боевому вылету самолёт типа «Бух-трах-13».
И едва только фон Гадке выскользнул через потайную дверь, в обычную дверь вошёл сам барон Баран.
Увидев на своём столе сапоги, он так завопил от очень сильного возмущения и не менее сильного негодования, что фон Гадке услышал это и захехекал во всё горлышко. Он влез в бароно-баранскую машину и помчался, взвизгивая от восторга.
Проезжая по центральной площади перед центральной шпионской школой, он увидел на чёрном мраморном пьедестале стеклянную банку, в которой плавал какой-то старикашка в форме оберфобергогердрамхамшнапсфюрера. В почётном карауле застыли четыре штуки молодых кадров (правда, один застыл не совсем — ковырял в носу с таким старанием, словно пытался задеть глаз изнутри) с автоматами в руках.
Фон Гадке притормозил и крикнул в окошко:
— Майль!
— Фиг майль! Фиг майль! Фиг майль! — рявкнули три штуки молодых кадров, а четвёртый не рявкнул: не смог быстро вытащить палец из носа.
«Удивительное я существо, — с упоением подумал фон Гадке. — Получается, что я и в банке почётно плаваю, я и здесь вот в бронированном автомобиле этого барона Барана! А сапоги мои у него, хе-хе, на столе! А скоро я сяду в самолёт с большой бомбой. Ух! Внимание, приготовились… только бы руки не дрогнули! Не дрогнут!»
Ворота раскрылись, и машина с ходу вырвалась на шоссе, сбив начальника караула, который хотел остановить её поднятой вверх рукой с пистолетом-пулемётом, заметив за рулём незнакомую личность, правда, похожую на заспиртованного фон Гадке.
Загремели выстрелы, затрещали длинные автоматные очереди.
«Пуляйте, пуляйте! — насмешливо, даже саркастически подумал фон Гадке. — В бронированный-то автомобиль! Хе-хе!»
Машина мчалась на дичайшей скорости, на поворотах она лишь чудом не переворачивалась. Конечно, анекдот получился самый настоящий! Ведь автомобиль барона Барана был самым быстроходным в гараже Центрхапштаба, и ни одна машина не могла догнать фон Гадке.
Загудел телефон, он улучил момент и сбросил трубку на сиденье — опасно было руки отрывать от баранки. Но и так было слышно, даже сквозь шум мотора, как орал барон Баран:
— Фон Гадке! Гад ты Фонке, вот ты кто! Куда тебя, старого микроба, несёт?! Машину разобьёшь, проходимец ты незаспиртованный! Пожалей машину, а я тебя пожалею! Верни машину, я всё прощу!
Прижав трубку плечиком к шейке, фон Гадке тоже заорал:
— Баран ты Барон недорезанный! Я за твоей баранкой! Ты лишил меня самого главного в жизни — работы! Сам тунеядец, и другим трудиться не даёшь!
— Останови машину! Потом поговорим! По душам!
— Я тебе покажу, как надо трудиться! Вкалывать как надо, не жалея ни сил, ни жизни, ни машины! Ма-а-а-айль! — И фон Гадке вырвал трубку вместе с проводом, чтобы брань барона Барана не мешала ему.
Впереди было наиболее опасное место — железнодорожный переезд. Вот тут его, конечно, и подкарауливают. Надеются, дураки примитивные, что, дескать, сейчас он остановится, а мы его цап-царап-сцап! Я вам устрою иллюминацию!
Вам нужна машина начальника Центрхапштаба?
Пожалуйста, получите, будьте настолько любезны!
Фон Гадке до самого предельного предела выжал из мотора всю возможную скорость, еле-еле-е…е…е…ле! — открыл прижимаемую встречным ветром дверцу и выпрыгнул.
Сильным потоком воздуха его отбросило очень далеко назад, несколько раз перевернуло и швырнуло в кювет, а там было — опять майн гот! — что-то среднее между водой и грязью, но фон Гадке опять — майль! — остался жив.
Он выскочил из кювета и услышал взрыв, увидел пламя и громко-громко захехекал. пустяк, а — приятно!
Но медлить было нельзя, и он домчался до леса и побежал вдоль опушки, вскоре оказался у железнодорожного полотна, переполз через него и стал подбираться к мотоциклу, одиноко стоявшему в стороне от скопления машин. Людей поблизости не было, все, видимо, глазели на катастрофу по ту сторону полотна.
Красиво горела машина барона Барана!
Фон Гадке уехал на мотоцикле, никем не замеченный.
Теперь он уже особенно не торопился и особенно не нервничал. Ветерок приятно обдувал его разгорячённое личико, хотя сам он в мокрой одежде и босиком замёрз.
Сердчишко билось учащённо. От радости и подлости перехватывало горлышко.
Он загнал мотоцикл в кусты и, даже забыв выключить фару и заглушить мотор, стал пробираться среди деревьев. Не напороться бы в темноте на колючую проволоку, которой опоясан секретный аэродром. Прикоснёшься к проволоке — и прозвучит автоматический сигнал тревоги. Тут тебя и цап-царап-сцапают.
Три года назад, обучая здесь шпионов, фон Гадке на всякий случай оставил в одном месте лазейку, и вот сейчас сверхосторожно искал её.
О майн бог, помоги!
Но бог не помог — лазейки нигде не было.
Когда дело касалось подлости, мозгишки оберфобергогердрамхамшнапсфюрера работали на удивление результативно.
Он, как напуганная собакой кошка, взлетел на высокое дерево, по толстой ветке прошёл почти до её конца и фактически оказался уже на территории секретного аэродрома. Фон Гадке мысленно помолился, проклял барона Барана и прыгнул; очухался от страха и быстро пополз, прижимаясь к земле.
Его длиннейшие уши без труда уловили гул мотора самолёта. Он через уши проникал прямо в сердчишко.
Метрах в десяти от самолёта фон Гадке ненадолго остановился, чтобы посоображать. Ему, конечно, не хотелось метрах в десяти от цели допустить какую-нибудь оплошность.
Три солдата и механик о чём-то беседовали. Затаив дыхание от очень большого волнения, фон Гадке подполз к трапу, совершенно перестал дышать, полез наверх, забрался в кабину, задраил люк, и в полнейшем изнеможении откинулся на сиденье. Ууууффф.
Отдышавшись, он включил рацию и очень радостно начал кричать в эфир:
— Слушайте все! Все, кто меня слышит, внимательно слушайте! Готовьтесь пережить катастрофу! Где она будет, секрет! Какой она будет, тоже секрет! Поэтому все дрожите! Говорит оберфобергогердрамхамшнапсфюрер фон Гадке! Я в самолёте с большой бомбой! Хе-хе! Я наизусть знаю карту мира, на которой мною лично с военной точностью отмечены места наибольшего скопления детей! Хе-хе, что будет! Надеюсь, что история человечества меня не забудет! Взлетаю! Трепещите, ребятки! Гуд байдик!
Он прибавил горючего, и моторы взревели. Самолёт почти без разбега оторвался от земли. Из рации послышалось:
— Фон Гадке! Фон Гадке! Вы сели в самолёт-ракету типа «Антихрист-один»! Она ещё ни разу не была в воздухе! Это испытательный образец! Немедленно катапультируйтесь! Катапультируйтесь немедленно!
Не отвечая, фон Гадке судорожно искал рычаг с надписью «бомба» и не мог его найти.
Самолёт-ракета не слушался его — он шёл только вверх почти по прямой, а давно уже пора было сворачивать чуть влево.
Рация надрывалась:
— Катапультируйтесь немедленно! Иначе мы взорвём вас! Ручка катапульты внизу слева!
На лобике фон Гадке от ужасного страха выступил пот и тут же превратился в льдинки. С каждой секундой в кабине становилось всё холоднее, а дышать было всё труднее.