Самое скверное, что и посоветоваться было не с кем. Ерофей с головой ушел в собственные дела. По его требованию на "Свароге" и "Перуне" тоже спешно начали выкладывать печи. Он метался между станциями, то и дело летал на землю, вел какие-то таинственные переговоры, никого не посвящая в их суть, мелькали неприятные физиономии его приятелей-домовых. Деловой стал, черт побери! Слишком быстро гордость переросла в обычное зазнайство. Ерофей даже обмолвился, что неплохо бы при столичном управлении КГБ организовать закрытую школу каменщиков для кладки печей стратегического назначения, а бесов-хороможителей выделить в отдельное Управление. Скажем, четырнадцатое.
Так что просыпался я каждый раз с самыми грустными мыслями. До сих пор мы только оборонялись. Даже лихорадочная деятельность домового тоже была лишь арьергардными боями. Но еще ни одна кампания в военной истории не выигрывалась единственно обороной. Атака и только атака.
Я встряхивался и выползал из-под теплых одеял. Изгрызенная остренькими зубками гремлинов система обогрева станции в последнее время часто барахлила. Ума не приложу, что вкусного они находили в нагревательных элементах, но ведь жрали! Хорошо еще у них хватило ума не выводить системы из строя окончательно. Ведь при космическом холоде и гремлинам пришлось бы несладко. Поэтому они только пакостили, но не вредили по-настоящему.
Вот и сегодня. Подвывая от холода, я бросился к умывальнику, повернул кран... и в лицо мне ударила струя невозможно холодной воды. Я отлетел в сторону, словно она била под давлением сто атмосфер. Лязгая зубами, весь синий, я горестно уставился на кусок трубы, предательски легко выскочивший из переборки. Труба была перегрызена. Мерзавцы! Только бы мне до вас добраться!
Что-то холодное и мокрое лизнуло мои босые пятки. Я вновь панически взвизгнул. Оказалось, на полу успела собраться изрядная лужа. Кое-как закутавшись в одеяло, я дошлепал до пульта голо. Лицо дежурного техника, возникшее передо мной, было измучено до крайности, глаза воспалились и покраснели. Техникам доставалось сверх всякой меры.
- Что случилось, генерал? - неприязненно спросил он.
Я вполне понимал причину раздражения. Обещал спасти станцию, а сам каждый день кидается за помощью.
- Вода, - коротко сказал я, опасливо поглядывая вниз. Под письменным столом уже играл небольшой водоворот, в котором беззаботно кружились мои бумаги.
- И у вас тоже?
- А у кого еще?
- Лопнули трубы в четырнадцати каютах. Ваша пятнадцатая, и, полагаю, не последняя.
- Как так "последняя"?! - взвился я.
- Хорошо, пусть будет первая, - не стал спорить техник.
- То-то, - недовольно проворчал я. - Забыли, кто генерал.
Я убрал изображение техника, сгреб с кресла потрепанную форму, подхватил пулемет, с которым теперь не расставался, и вышел в коридор. Старательно вытер ноги и оделся, принял некоторое количество согревающего снадобья. Судя по мокрым полотенцам, валяющимся перед дверями кают, техник не преувеличивал. Я решил, что если прапорщики бросают полотенца в коридоре, то мне и подавно позволено, не стал ничего убирать и отправился завтракать.
В кают-компании было уже пусто, только Фролов допивал чай. Судя по неприятному запаху и розовому лицу полковника, он тоже успел согреться.
Фролов вяло махнул рукой, приветствуя меня.
- С добрым утром, - бодро ответил я.
Фролов плюнул.
- Что за упадочный пессимизм, полковник? Вы должны показывать пример подчиненным, а сами вконец расклеились. Какие выводы может сделать личный состав?
- Вода едва не залила реакторный зал, - глядя куда-то в потолок невпопад сказал Фролов. Только сейчас я заметил, что у него дергается левая щека. - Представляете, какой начнется тарарам, если реактор взорвется? Звону на весь космос, а северные сияния не то что в Москве, в Мозамбике видны станут. Или вы думаете, что они хотели просто искупать нас?
- Возьмите себя в руки! - гаркнул я.
Все-таки сказалась выучка. Чашка отлетела в сторону, полковник вскочил и щелкнул каблуками.
- Есть!
- Приведите себя в порядок. Не экипаж, а пиратская шайка во главе с атаманом. И подумаем вместе, как одолеть эту пакость.
- Мы уже думали, - пожал плечами полковник. - Не даром же они живут рядом с крысами, сами и есть крысы, только технологические.
- Крысы, говорите, - медленно повторил я.
- А кто еще? Такая же пакость...
- Крысы... - Глаза у меня остекленели и закатились, я перестал различать окружающее. Идея была близка, сейчас придет озарение...
Фролов деликатно кашлянул, чтобы вывести меня из оцепенения.
- Вспомнил! - Я заорал так громко, что полковник подскочил. - Волк!
- Какой волк?
- Крысиный!
- Крысиный?! - поразился Фролов, уже не сомневаясь, что генерал пал очередной жертвой эпидемии сумасшествия, хозяйничающей на станции. Спятил на почве постоянного общения с потусторонним миром.
- Если мы решили, что это новая порода крыс, так сказать крысы потусторонние технические, то и средства борьбы нужны такие же, как против крыс! - обрадованно выпалил я. - Все равно станция уже пришла в такое состояние, что ей ничем не повредишь. Будем воевать как с крысами. Первое - крысоловки. Только необходимо делать их из серебра.
Фролов покрутил головой.
- Дорогое удовольствие.
- Потерять станцию обойдется еще дороже. Второе: мы запустим в их норы волка.
- Позвольте два вопроса, товарищ генерал. Первый - откуда мы его возьмем. У нас здесь боевая орбитальная станция, а не зоопарк все-таки. Второй - как волк сумеет протиснуться в щели крыс... то есть гремлинов. Ведь он сравнительно большой, а норы сравнительно маленькие.
Я весело рассмеялся с чувством превосходства.
- Это будет не простой серый волк, а волк-гремлин.
У Фролова глаза выпучились как у рака.
- Волк-гремлин?
- Конечно. Только два существа в природе из всех млекопитающих едят себе подобных: крыса и человек. Странное такое совпадение. Если гремлины и вправду потомки крыс, мы заставим их поедать друг друга. Я берусь вывести гремлина-людоеда...