Чего ж тут странного? Если сейчас, пребывая в знойных степях, я на самом деле находился в Москве-777, то почему бы остальным почтовым отделениям не крутиться на орбите? Оттуда до Москвы, по-моему, даже ближе.
— Значит, на этих станциях тоже началась какая-то чертовщина?
— Совершенно верно, вы подобрали исключительно точное определение — чертовщина. Неполадки, которые не объясняются никакими техническими причинами. Все механизмы и агрегаты станции исправны — и тем не менее отказывают. А еще начинаются видения… Феномены… — Он произнес это слово с ударением на втором слоге.
— Значит, я должен лететь туда и разобраться?
— Нет. Вы обязаны лететь и устранить все препятствия нашим миротворческим усилиям.
— Слушаюсь, — с деланным энтузиазмом отозвался я. Воистину — дай черту палец, он и руку оттяпает. Не стоило соглашаться даже на самый маленький шажок к работе с КГБ. Уже запрягли в оглобли и понукают. Лететь в черные бездны мне не улыбалось. Но как точно я все предвидел! Вспомнить бы, чего я тогда еще напророчил, что меня еще ждет? А пока…
Приказ есть приказ!
«ДЕРЖИТЕСЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ТОРФЯНЫХ БОЛОТ…»
Оставшиеся до отлета дни были до предела заполнены самыми различными хлопотами. Первой в списке числилась станция «Сварог», та самая, которая страдала от видений. Или привидений. Командир станции чего-то недоговаривал. Боялся. Готовиться следовало на земле, с орбиты за всяким пустяком, забытым по рассеянности, просто так не сбегаешь, приходилось волочь с собой несколько контейнеров. Ерофей, например, потребовал телегу различных прутьев. Да-да, не удивляйтесь, подобно Кузнецову. Любой захудалый волхв отлично знает силу омелы, орешника, папоротника. Мы второпях этого с собой не взяли и были вынуждены сейчас летать в ближайшие леса, собирать.
Я готовился немного по-другому. Поскольку нечисть, судя по белым лицам командиров станций, буйствовала особенно сильная и нахальная, я решил взять с собой ручной пулемет с хорошим запасом патронов. Сами понимаете — с серебряными пулями. Главный Маршал поморщился, когда я выставил счет, однако расходы утвердил.
Потом пришла телега осиновых кольев для заколачивания в могилы вурдалаков и упырей… Кузнецов только рукой махнул. Везти дрова на орбитальную станцию?! Никогда! Я предложил ему очистить станции самому. Он сдался.
Тем временем Зибелла безуспешно разыскивал рыжую крысу, чтобы перемолвиться с ней накоротке парой словечек. Но та словно сквозь землю провалилась, подземный лабиринт опустел — духу крысиного не осталось…
А потом начались предполетные тренировки. Лучше всех переносил невесомость и перегрузки Зибелла. Зато управление «Вихрем» по причине малости роста никому из моих товарищей не далось. Ерофей к современной технике вообще неспособен — он путал авиагоризонт со спидометром… Поэтому мне предстояло трудиться одному за всех.
Взлетели мы без происшествий. В глубине души у меня не переставал копошиться червячок сомнения, занудливо точил: а вдруг… Но загрохотали могучие двигатели, нас со страшной силой вдавило в кресла, даже кости захрустели. Чудовищная мощь «Вихря» ощущалась с первой секунды разбега.
За толстым стеклом иллюминаторов желтизна степи почти мгновенно сменилась белизной облаков. Но мы и моргнуть не успели, как белый цвет превратился в прозрачный голубой, сияющий бирюзовый… Всего один вдох — и голубизна смешалась с чернотой, превращаясь в глубокий фиолетовый цвет. Конечно, под прессом перегрузок вдох был достаточно долгим, но калейдоскопическая быстрота перемен заставляла голову идти кругом. Вот только солнце каким было, таким и осталось. Палить еще более свирепо ему было не под силу.
Зибелла чувствовал себя неуютно — пищал и бился. Но постепенно увеличивающееся ускорение плотно припечатало его к креслу рядом со мной. Ерофей только недовольно бурчал себе под нос и что-то ощупывал за пазухой. Оно и понятно. В некотором роде он являлся персоной нематериальной, сущности не имеющий, хотя и вполне осязаемой. Поэтому он лишь ворчал да с явным интересом поглядывал в иллюминатор.
Голубизна окончательно пропала, небо стало угольно-черным. Я поспешно зажмурился. С детства не люблю бездонные провалы, шахты, колодцы и тому подобное. Все время кажется, что вот-вот ноги подкосятся, и я полечу, истошно вопя, в засасывающую бездну.
Это довольно утомительно — смотреть в потолок на протяжении всего полета, но человек с сильной натренированной волей способен на такое. Вот и я не отрывался от изучения плафонов. Лишь когда пилот известил, что мы приближаемся к станции, я рискнул выглянуть в иллюминатор.
Боевая орбитальная станция «Свароr» была первой, которую мне привелось посетить, поэтому я смотрел во все глаза.
Сначала из бездонной черной пучины вынырнула сверкающая голубая точка, регулярно брызгающая пронзительными зелеными сполохами. Точка постепенно росла. Когда она приобрела заметные для глаза ширину и высоту, я различил, что по поверхности голубого шарика пробегают дрожащие черные полосы. По мнению Ерофея это немного напоминало атмосферу Юпитера, только переведенную в голубую часть спектра. Я даже руками всплеснул, пораженный энциклопедическими познаниями домового.
Шарик тем временем превратился в сложную конструкцию, медленно вращающуюся вокруг своей оси — этим и объяснялось размеренное мелькание света и теней. Наш корабль подошел к станции вплотную, и я смог наконец разглядеть одно из лезвий «Трезубца» во всей его грозной красе.
Основой станции была колоссальная труба длиной не менее километра и диаметром более ста метров. Она казалась карандашом, просунутым в бублик — вокруг центральной трубы обвивался исполинский многогранный тор. Именно он сверкал и мельтешил за счет бесчисленных ребер, выступов, иллюминаторов, антенн. На верхний конец стержня был наложен гигантский кубик ангара, матово-голубой, светящийся с успокаивающей мягкостью. Его верхняя плоскость имела два больших прямоугольных люка, размерами превышающих самый крупный из грузовых кораблей, не то что наш крохотный десантный катер. На люках красовались цифры «1» и «2». Для катеров предназначались другие причалы — на боковых поверхностях кубика я заметил крышки аппарелей. Одна из них откинулась, и в проеме торчал острый нос катера. Нижний конец трубы был постом управления. Красный шар опоясывало ребристое черное кольцо, на котором, как патроны в пулеметной ленте, были укреплены многочисленные цилиндры. Они! Стартовые кассеты ракет. Любая из них в тридцать раз мощнее хиросимской бомбы. Помимо средств нападения «Сварог» был недурно оснащен и средствами защиты. На граненом торе я заметил несколько башен с лазерными пушками.
Мои наблюдения были прерваны самым бесцеремонным образом. На пилотском пульте зажегся зеленый сигнал, и динамик гнусаво поинтересовался:
— Сорок седьмой?
— Так точно, — ответил пилот.
— Вали на аппарель «задний-два».
— Сорок седьмой запрашивает пост управления станции «Сварог», — сухо ответил пилот.
— Ты что, заболел? — фамильярно спросил динамик.
— Станция «Сварог», ответьте Сорок Седьмому, — не сдавался пилот.
— Не на плацу, — обиделся динамик. — Вольно, разойдись.
— Сорок Седьмой ожидает.
— Ага, понял, — наконец дошло и до динамика. — Какую-то шишку везешь. — Послышалось внушительное кашляние, и уже совершенно казенный голос продолжил: — Станция «Сварог» слушает.