Он подверг квартиру быстрому, но тщательному обыску. Он просматривал письма, счета, какие-то грязные бумажки, испещренные корявыми каракулями, но не находил ничего интересного для себя. Оставался несгораемый шкаф. Вскрыть его было делом пяти минут.
В нем было четыре отделения, набитые письмами, счетами и прочими сувенирами Данти. В третьем отделении он обнаружил ящичек, запертый на замок. Там были письма - пачки писем, перевязанные нитками и шнурками.
Первая пачка не заинтересовала его, но он сильно побледнел, узнав почерк на второй. Он опустился в кресло, прочел три письма, просмотрел остальные и медленно положил их обратно в ящик...
Нечаянно его взгляд упал на маленькую записку, имевшую такую же форму, как два листка последнего письма Рекса. Да, это был тот же почерк! Текст, однако, был непонятен:
Данти Морелля. Этот человек - наглый мошенник. Я получил предостережение от
Что было написано на тех двух записках, которые хранились у Маргариты?
Превосходная память Ганнера помогла ему:
Маргарита, милая, я потерян. Я спекулировал в течение нескольких месяцев, и сегодня решился на последний шаг по совету
а на другом листке:
Люка Мэдиссона. Он разорил меня - деньги его Бог. Ради всего на свете, не доверяй ему. Он толкал меня от одной ошибки к другой. Спаси тебя Бог.
Рекс.
Ему стало все ясно. Данти увидел тогда, что первая и третья записки составляли письмо, которое могло убедить Маргариту в виновности Люка. Вторую записку он спрятал. Видно было, что ее кто-то скомкал. Если прочесть все три записки подряд, открывалось страшное обвинение против Данти:
"Маргарита, милая, я потерян. Я спекулировал в течение нескольких месяцев, и сегодня решился на последний шаг по совету Данти Морелля. Этот человек - наглый мошенник. Я получил предостережение от Люка Мэдиссона. Он разорил меня - деньги его Бог. Ради всего на свете, не доверяй ему. Он толкал меня от одной ошибки к другой. Спаси тебя Бог.
Рекс".
Прошло немало времени, прежде чем Ганнер пришел в себя. Его мутило от ненависти и отвращения. Механически он сунул записку в карман.
Письма его жены должны быть сожжены. Он еще раз открыл ящик, вынул пачку писем со знакомым почерком и бросил ее в камин. Он следил за ними, пока они не обратились в пепел...
В этот момент Люк Мэдиссон и его судьба отошли на второй план. Данти! Прежде всего - Данти! Ганнер увидел свое лицо в зеркале и ужаснулся: за эти минуты он постарел на несколько лет.
Данти не приходил, и Ганнер был даже рад этому. Он выключил свет, закрыл за собой дверь и вышел. Переходя улицу, он заметил, что перед домом остановился автомобиль, из которого вышел человек. Это был Данти.
Ганнер не тронулся с места. Не сейчас, потом он предъявит ему этот страшный счет...
Он брел по улицам, не разбирая дороги, и дважды услышал свое имя, прежде чем обернулся и увидел красивое лицо Мэри Бальфорд.
- Вы были так погружены в себя, что я не знала, стоит ли отвлекать вас. Мне показалось, что вы обдумываете какой-то новый план.
Ганнер вздохнул.
- По правде, мисс Бальфорд, я действительно обдумывал... К сожалению, я не смог встретить вас...
Она покачала головой.
- Я была очень занята. Мне предложили место в одной австралийской газете, и я на будущей неделе покидаю Лондон...
Ганнер отметил в ее бодром тоне грустную нотку.
- Вот как... Что ж, там вы найдете много интересного материала...
Она вздохнула.
- Может быть... Знаете, мистер Хэйнс, меня в последнее время не покидает одна мысль... Правда, если бы о ней узнал мистер Байрд, он бы очень рассердился... Я отправляюсь в Австралию на семь лет... Вы...
- На каком пароходе вы едете? - спросил он, и, получив ответ, добавил: - Есть еще один, примерно через неделю. Вы отправляетесь из Лондона?
Она кивнула.
- Я должна была сесть на пароход только в Неаполе, но врачи посоветовали продлить морское путешествие. У меня не в порядке легкое, ничего серьезного, но только поэтому я согласилась ехать в Австралию.
Они пили кофе. В течение этих коротких минут он не думал ни о Люке Мэдиссоне, ни о сожженных письмах.
- Когда я устрою здесь все свои дела, я попаду на пароход в Неаполе, сказал он просто.
- Как хорошо, что вы обдумываете свои планы именно на этой улице, сказала она, глядя в его потеплевшие глаза.
Он рассказал ей всю историю Мэдиссона.
- Самое скверное, что нельзя известить полицию. Пресса тоже не должна ничего знать об этом, - прибавил он, улыбаясь.
- Записка, которую вы нашли у Морелля, при вас?
Он протянул ее через стол. Она прочла и кивнула.
- Что было в других?
Он слово в слово повторил письмо.
- Я однажды видела Рекса, - сказала она. - Мистер Байрд посвятил меня в эту историю с подлогом. Да я и сама кое-что знала - в тот день, когда они получили деньги по фальшивому чеку, я видела их у входа в банк. В тот же день мистер Мэдиссон дал мне сто фунтов - я до сих пор храню эту ассигнацию...
Они немного поговорили о "Воробье" и, выйдя из ресторана, встретили его. Он окинул их недовольным взором.
- Новая история преступного мира? Чем занимаетесь, Ганнер? Может быть, вы стали членом комиссии по проверке работы полиции?
Ганнер рассмеялся: недавно полиция арестовала невинного человека, и газеты подняли большой шум по этому поводу.
- Мы сейчас поставлены в такое положение, что я не могу без предварительного следствия арестовать человека, перерезавшего горло собственной жене, - сокрушенно проговорил сыщик. - Дело доходит до абсурда. Только что выпустили из участка одного бродягу только потому, что, когда он просил милостыню, не было других свидетелей, кроме полицейского. Каково? Так Скотленд-Ярд скоро станет убежищем для заблудившихся собак! Я слышал, вы уезжаете в Австралию, мисс Бальфорд?
Его острые глаза впились в лицо Ганнера.
- Надеюсь, вы не собираетесь в Австралию, Ганнер?