оспожи Сапфиры прознает, сумеет заказать себе такое же - и выйдет конфуз, не сумеет она околдовать молодого герцога на рождественском балу? Грета отпустила швей по домам, заперла мастерскую, сама нарядила Сапфиру, затянула шнуры да ленты на корсаже, отступила в сторону. Алое и серебряное, в каменьях да кружевах, платье струилось и переливалось. Оно жило само по себе, панна Сапфира была в нем прекраснее любой другой женщины - потому что оно было задумано, раскроено и сшито для нее и только для нее. Для ее голубых глаз, иссиня-черных волос и бледной кожи с нежным румянцем, гладкой, как лучший атлас венецианской выделки. В нем дама Сапфира стала подлинной драгоценностью в изысканной оправе, перстнем, что принц Фердинанд поспешит надеть на свой палец. Не заметив прикованной к колечку незримой, но прочной цепи. Госпожа Сапфира в новехоньком, почти готовом платье кружила по мастерской, овевая широким подолом старые станки с пяльцами, широкий прилавок и бесконечные рулоны тканей. Мир танцевал вместе с ней, ковром стелился под ее ногами в остроносых башмачках, и Гретка с усталой, смиренной горечью сознавала: никогда, никогда у нее не будет ничего подобного. Она шьет великолепные наряды, но ей не суждено носить их. Не ощущать волнующего прикосновения новехонького бархата к коже, стягивающих объятий корсета, ласкающего женских слух шуршания множества накрахмаленных нижних юбок. Она - сапожник без сапог, портниха, что всякое утро натягивает одно и то же скромное платьице цвета мышиной шерстки с ослепительно-белым передником. - Все похвалы тебе были истинными, но скоро ли я смогу забрать мое платье? - осведомилась Сапфира. Она расправляла складки, разглаживала пальцами непослушно топорщившиеся кружева, любуясь матовым сиянием бархата, его прелестью и новизной. - Еще день... может быть два, - странно пересохшим от волнения горлом отозвалась Грета. - Нужно сделать последние строчки, закончить вышивку... Я не могу доверить это моим швеям, мне придется забрать ваше платье домой. Если хотите, я лично привезу его... - Конечно, привози, - рассеянно улыбнулась своему отражению в маленьком потрескавшемся зеркале Сапфира. - Я пришлю за тобой экипаж. Такое платье и такая мастерица достойны личной кареты с кучером и охраной. Ты не должна возвращаться по темным улицам с кошельком, полным золотых талеров - вдруг что случится?.. Кстати, твое доброе дело все еще с тобой? Ладно, ты убедила меня в своей готовности истово и бессмысленно служить господним заветам, можешь не мучиться дальше. Прогони ее на улицу, там ей самое место. - Я не собираюсь прогонять Креспиту. Не сейчас, ни потом, - отчеканила Грета. Сапфира уставилась на нее с наивным любопытством ребенка, разглядывающего диковинного зверька из Нового Света: - Не собираешься? Ну ты и дурочка, мастерица Грета. Из тех, что безоглядно верят в доброту людей и Небес. Жизнь ничему вас не учит, а жизнь зла. И люди злы. Они притворяются убогими и несчастными, а ты в своей безоглядно и глупой доброте веришь им. Всю жизнь будешь сидеть с иглой, подшивая чужие платья, и никогда не скопишь на свое собственное. А я-то думала... - она оборвала фразу, снисходительно махнув рукой и скрывшись за потрепанной занавесью. Куртизанка переоблачалась там, невидимая за выцветшей тканью. Превращаясь из редкостной бабочки обратно в женщину. Гретка стояла, тяжело уронив свои ловкие, умелые руки вдоль тела. Глядя на знакомую до последнего предмета, до мельчайшего гвоздика и скрипучей половицы мастерскую. Панна Сапфира, проходя мимо, мимолетно потрепала ее надушенной рукой по щеке: - Очнись, милочка. Тебя с нетерпением ожидает работа. Единственное сокровище, что у тебя есть. Если будешь усердна, я смогу дать тебе еще кое-что... То, чего никогда прежде не было в твоей унылой жизни, - она подняла пальчик, улыбнулась своим мыслям: - Ах, мастерица, у меня совсем из головы вылетело. Такие, как ты, верят лишь в то, что увидят собственными глазами и потрогают собственными руками. Ну-ка, собирайся. Ты едешь со мной. - Но я должна... - заикнулась Грета. - Ты должна отыскать что-нибудь, не напоминающее замызганную половую тряпку, и поехать со мной, - отчеканила куртизанка. - Конечно, я тебе не фея-крестная из детской сказочки. Не будет тебе шелкового платья, алых туфель и принца, согласного немедля взять тебя в жены. В зал для гостей тебя тоже не допустят, чтобы не смешить приличное общество и не портить мою репутацию. Но кое-что ты увидишь - и не забудешь увиденного до конца своей жизни. Уж это я тебе обещаю. Поскакали быстрые кони, завертелись алые спицы в колесах. Примчалась карета ко дворцу - колонны белые, стены лазоревые, каменные ангелы славу трубят. Хрустальные люстры в три яруса сияют, полы мраморные, потолки расписные, стены расшитым штофом обтянуты. Кавалеры да дамы в таких нарядах, каких Гретка никогда прежде не видала. Скрипки поют, да так сладко, что сердце замирает и кажется - вот он, рай, рядом с тобой. Только руку протяни и притронешься к нему, возьмешь кусочек в пригоршню. Слуги отвели мастерицу на самую верхотуру, где лепились мелкие балкончики - внизу их незаметно, а сверху все видать, как на ладони. Стул принесли с бархатной подушечкой, поднос с вазончиком цветного стекла и сладостями. Панна Сапфира танцевать ушла, сети свои шелковые, ласковые раскидывать, приваживать охотников до ее общества, а Гретка застыла, не шелохнувшись. Час так она сидела, или два, или все пять? Ни к чему не притронулась, только смотрела да смотрела, сходятся да расходятся внизу танцоры, как кружатся пары, как вращается пестрая круговерть. До рези под веками, до ломоты в намертво стиснутых пальцах, до головокружения. Панна Сапфира сказала чистую правду: никогда прежде Гретка Немецова, мещаночка-рукодельница, не видывала подобных балов и не бывала в таких богатых домах. Вот, значит, как проводят дни и ночи платья, увезенные в дорогих коробах из ее мастерской. Сделанные ею вещи живут там, куда самой мастерице хода нет. Или все же есть? Закончились танцы, на скрипучих цепях спустили звенящие люстры, начали гасить свечи. Гретку отвели вниз, в холодные мраморные сени, где лукаво и презрительно щурились со своих постаментов каменные женщины, одетые лишь в цветочные гирлянды и схожие обликом с панной Сапфирой. - По душе ли тебе здесь? - вопросила неспешно спустившаяся к ней по широкой лестнице Сапфира. Черно-бурый с рыжиной мех стекал с ее точеных плеч, камни на платье вспыхивали ослепительными искрами. - Вижу, что по душе. Так вот, вернувшись в свою конуру, поразмысли над тем, что ты можешь бывать здесь всякий день. И не от случая к случаю, таясь в темном углу, но посещать эти дома как равная. Как моя приближенная. Ты хочешь этого, Грета? Хочешь? Ответь мне, ответь честно! - она заглянула в глаза Гретки и улыбнулась, торжествующая и прекрасная. - Вижу, что хочешь. Что ж, все в твоих руках. И мое счастье тоже в твоих ловких руках, мастерица. Запинаясь, с тяжелым сердцем побрела Гретка домой, неся короб с неоконченным платьем панны Сапфиры. Креспита, заслышав шаги, выбралась из каморки. Засуетилась вокруг хозяйки, путаясь под ногами. Уставшая и раздраженная Грета в кои веки прикрикнула на подопечную. Креспита съежилась, испуганно втягивая слишком большую для ее тщедушного тельца голову в узкие плечи. Мастерица разложила платье на столе, достала шкатулки с камнями и шпульками разноцветных нитей, бархотки с воткнутыми иглами, наперстки и маленькие пяльцы. Креспита, как зачарованная, разглядывала сияющее богатство, опасливо тянула пальцы ближе. Нынче вечером ее болтовня казалась Грете почти внятной. Стежок за стежком - плывет игла между шелковых складок. Нанизывая жемчуг и бисер, обметывая кромки, пришивая кружева и камни. Оплывает свеча, течет мимо ночь. Грета шьет, откусывая кончики нитей, Креспита, по-собачьи свернувшись на полу, смотрит на нее. Рукодельница роняла беззвучные слезы на мягкую ткань, сама не ведая, почему плачет. Что оплакивает, какую потерю? Она потеряла счет времени, когда в дверь к ней забарабанили, часто и тревожно. Креспита в страхе забилась под стол, Гретка неохотно выбралась из-за стола. Пошла открывать, держась за ноющую от боли спину. - Грета, пани Грета, будьте ласковы, помогите!.. - на крыльце, заламывая руки, металась ее соседка Беата, бледная, напуганная. - Риша моя... Риша на сносях, рожает она, Риша, кровь с водой из нее так хлещет!.. - Я же не повитуха!.. - растерялась Грета. - За повитухой я сама сбегаю! Сейчас вернусь, одна нога здесь, другая там! - причитала матушка Риши. - Вы всегда заполночь засиживаетесь, побудьте с ней! Боюсь ее одну оставить! Пани Грета, ради бога, ради пресвятой Матери, вы ж завсегда были к людям добры, посидите с моей Ришей, я мигом обернусь! - она схватила мастерицу за руки, поволокла за собой, не слушая ее протестов. - Просто говорите с ней... Риша, Ришенька, бегу уже, видишь, бегу!.. Под утро Грета вернулась к себе. Не чуя ног, оглохнув от воплей роженицы, истеричных причитаний ее матери и ворчания старой повитухи. Проклиная себя за излишнюю отзывчивость, из-за которой она напрасно потратила время - а ведь она могла бы сейчас заканчивать работу над платьем. Распахнула дверь и застыла на пороге, обомлев и онемев. Креспита опорожнила шкатулки, рассыпав разноцветные стразы по полу. Разм