Нинью Керай с трудом подавил вспышку гнева из-за того, что его оторвали от размышлений. «В прошлом гнев служил тебе как важное оружие, приемный сын, – говорил ему Субхаш. – Но все же он способен перевернуться в руке и поранить, как лезвие Мурамаса; это слуга, который однажды может стать твоим хозяином. Настало время избавиться от власти обременительного чувства».
Нинью пытался, но ему был ненавистен один вид Энрико Кацуямы.
– Что вам понадобилось здесь, помощник директора? – рявкнул он.
Кацуяма поднес прибор к лицу и щелкнул кнопочкой, установленной наверху. Нинью ощутил мгновенное желание схватить эту штуку и сбросить с утеса в море. Он наблюдал за тем, как тоненькая стрелка побежала по кругу, а толстая стрелка последовала за ней, но гораздо медленнее.
– Это секундомер с остановом, – заявил рыхлый человек.
– Просто смешно! Разве можно что-нибудь понять по этой штуке? – Кацуяма перевернул секундомер, рассматривая прибор так, словно он только что нашел его под опавшими листьями в парке. – Эти стрелки идут кругом и отмечают время.
Нинью нахмурился:
– Вы шутите.
– Нет, нет, это абсолютная правда, заместитель директора. Вы видите очень специфический секундомер, которому почти тысяча лет. Его использовали на древнем плоском телевидении Земли для отсчета кадров при показе за шестьдесят секунд.
– Разумеется, – проворчал Нинью. Он не знал, что сказать по данному поводу, но будь он проклят, если этой жабе удастся уличить его в невежестве.
Кацуяма с энтузиазмом закивал головой. Влага поблескивала на кончиках его усов, заметил Нинью с отвращением, словно тот их жевал.
– Я говорю о новом пополнении моей коллекции, – объяснил Кацуяма. – У меня уже есть микрофон Йозефа Геббельса, статуя Микки Мауса полуметровой высоты, шляпа Индианы Джонса и свитер, который надевал президент Франклин Рузвельт во время беседы с населением, хотя подозреваю; что это просто копия. Все вещи из двадцатого века.
– Почему вы настолько одержимы именно этим периодом? – спросил Нинью, не подозревавший о пристрастии Кацуямы.
– Потому, что эта эра видела расцвет массовых коммуникаций!
Глаза Нинью округлились:
– И что из этого?
– А то, что она видела и расцвет манипуляций со средствами массовой информации. Йозеф Геббельс первым открыл принцип большой лжи, на котором основывается формирование общественного мнения. Мои реликвии – артефакты герра Геббельса и других гениев пропаганды, которые специализировались на создании мнения толпы, оперируя общественными развлечениями, используя в разумных пределах тенденциозную подачу новостей, фальсифицируя выборы или действуя впрямую через демагогию.
– Вы уверены, что вещица – подлинная? – спросил Нинью. – На вид ей не дашь тысячу лет. Кацуяма растерянно заморгал:
– Почему вы так считаете?
– Господа...
Обернувшись, они увидели достопочтенного Персиваля Филлингтона, графа Хашиманского, направлявшегося к ним от величественного здания. Он был стройным молодым человеком лет тридцати, с бледным красивым лицом и светло-каштановыми вьющимися волосами. Держался граф достойно, но в душе Нинью презирал его. Вид, подобающий мужчине, хозяин замка поддерживал с помощью гимнастического зала, тренеров, саун и массажей. Он занимался кендо, как и почти все члены высшего общества в Империи Драко-нис. Граф даже предпринял небольшую вылазку, чтобы стать рядовым водителем робота. Но из него не вышло настоящего воина из-за мягкосердечия.
Именно поэтому приходится договариваться о наших насущных делах с якудзой, хотя все законы политики требуют вести переговоры с вами.
– Вы слышали? ГКМ передало сообщение откуда-то из Внутренней Сферы, что Чандрасехар Курита открыл какую-то новую гиперимпульсную технологию коммуникаций?
Нинью не взглянул на Кацуяму, но почувствовал его усмешку. Правитель планеты недоуменно переводил взгляд с одного на другого. У него были большие карие глаза, немного навыкате, опушенные густыми ресницами.
– Вы оба знаете об этом, – заявил он тоном, настолько близким к обвиняющему, насколько мог себе позволить правитель планеты в присутствии второго лица в СНБ и шефа пропаганды.
– Автор этого сообщения – помощник директора Кацуяма, – нехотя признал Нинью. Губы графа округлились.
– Но теперь фанатики «Слова Блейка» ринутся на Хашиман! – воскликнул он. – Они сделают все, лишь бы сохранить гиперимпульсную монополию, даже под контролем Ком-Стара.
– Так и будет, правитель, – самодовольно подтвердил Кацуяма.
– Но, Нинью-сан, я думал, что СНБ ведет кампанию против «Слова Блейка».
Придется что-то сказать этому дураку. Если не ублажить его самолюбие, он может причинить немало беспокойства. Такт являлся еще одним качеством, которое Субхаш пытался привить своему приемному сыну. Улыбающийся оказался очень требовательным учителем.
– Мы твердой рукой подавляли все вылазки, которые предпринимала секта «Слово Блейка» против оборудования Ком-Стара в пределах Империи Драконис, лорд. – Нинью улыбнулся, хотя улыбка странно смотрелась на его изрезанных шрамами губах. – Если они согласятся оставить в покое Ком-Стар, Служба национальной безопасности позволит им свободно действовать в любых других направлениях.
– О-о-о, – протянул граф. Маска актера театра кабуки, выражающая удивление, казалось, застыла на лице правителя планеты. Нинью с трудом сдержал усмешку. – Так вы хотите, чтобы они достали для вас старого толстого Чандрасехара из глубоко вырытой норы, правильно?
Помимо всего прочего и это, подумал Нинью. Его уполномоченные были настороже и постоянно, в любое время дня и ночи, принимали шпионов, прибывающих из секты «Слово Блейка». Сейчас последователи Блей-ка шагу не могли ступить в пределах Империи Драконис, не согласовав программу действий с СНБ.
Как Нинью дал понять Филлингтону, Служба национальной безопасности не намеревалась чинить препятствий проповедям сектантов до тех пор, пока те будут поступать согласно предписанным директивам, но Нинью и Субхаш не были уверены в их покорности. Более того, организаторы провокации считали, что в неистовом рвении уничтожить ХТЭ и ее дерзкого хозяина секта «Слово Блейка» скомпрометирует агентов, которых она ухитрилась внедрить в пределы Империи Драконис без ведома СНБ.
Улыбающийся считался мастером двойной игры.
Филлингтон помолчал несколько секунд:
– Хорошо, но мне пора идти. Продолжайте обсуждать ваши планы. Ужин ждет, приходите, когда вдоволь надышитесь прекрасным вечерним морским воздухом. – Пребывание рядом с Нинью, казалось, действовало ему на нервы.
Правитель планеты быстрым шагом вернулся назад в дом, Нинью остался снаружи, жестом отпустив Кацуяму. Искушение в виде накрытого стола являлось непреодолимым для этого коротышки, и обычно он не мог долго сопротивляться. Но Кацуяма остался торчать сбоку от Нинью, серый силуэт в сумерках, словно бесформенный призрак.
– Вы хорошо поработали, помощник директора, – сказал Нинью.
Кацуяма благодарно закивал:
– Благодарю вас, лорд Нинью. Очень благодарю. – Он не сделал ни малейшего движения, чтобы удалиться.
Нинью обернулся к нему и вопросительно поднял бровь:
– Ну?
Язык Кацуямы мелькнул между губами, словно крыса, заблудившаяся среди ступенек лестницы.
– Мне известен ваш скептицизм относительно ценности манипуляций со средствами массовой информации, лорд. Я надеюсь, что сегодняшняя демонстрация покажет все красоты забытого искусства.
– В этом случае все сработано правильно. Мой приемный отец проявил свою обычную мудрость, прислав вас ко мне.
– Я верю, что вскоре вы оцените мою преданность и повелите остаться с вами, чтобы наблюдать за ходом событий. – Помощник директора снял очки и начал тщательно протирать их поясом халата. – Вы когда-нибудь слышали фразу: «Пусть едят пирожные», лорд Индрахар?