– А это мой друг сеньор Ривен.
Женщина с интересом уставилась на парковщика.
– Ривен? А это фамилия или имя?
– Ни то ни другое. У нас, мертвецов, только инвентарные номера, – ответил тот.
– Я, когда работала в театре, однажды изображала труп. Надо было неподвижно лежать в гробу посреди сцены. В этой роли я была неподражаема. – Девушка запахнула на груди куртку и направилась к воротам. – Ну, мне пора.
Чтобы остановить ее, Альваро пришлось перекрикивать ветер.
– Сеньорита, не могли бы уделить нам пару минут? Мы хотели поговорить о вашем отце.
– Если вы приехали к нему, я вряд ли буду вам полезна.
– Я не хочу вас пугать, но вам угрожает опасность.
В глазах Эрнандес мелькнул дьявольский огонек. Помедлив, она спросила:
– А откуда мне знать, что не вы пришли меня убить?
Ей ответил Ривен:
– Разумеется, ты не знаешь. Тем интереснее.
Альваро поспешил внести свою лепту:
– Ваше недоверие вполне естественно. Если позволите, со временем я постараюсь развеять ваши сомнения. Большую часть, по крайней мере. Возможно, нам предстоит вместе взяться за очень серьезное дело.
Несмотря на рост, красоту и уверенность в себе, в этой девушке было что-то беззащитное. То, что мужчины предпочитают видеть в любой женщине.
Немного подумав, Эрнандес приняла решение.
– У вас есть машина?
– У ворот. Мы почтем за честь отвезти вас куда скажете.
– Я работаю в приюте Милосердных Сестер. На Университетском шоссе. Знаете, где это?
– Надеюсь, мой друг… – начал Альваро.
– Я знаю. У нас так: он думает, я вожу.
Ривен подошел к девушке, и в зеркальных очках отразился мрачный зеленоглазый мужчина, который задает вопросы не затем, чтобы услышать ответы. Он продолжал:
– Значит, рискнешь сесть в машину к двум незнакомцам?
– Вокруг меня вообще одни незнакомцы.
Облака немного рассеялись, небо сделалось чуть светлее, и стало ясно, что наступил день.
Обитателям кладбища он не сулил никакого облегчения.
Обитателям города тоже.
2
Хотя кардинал Севильский принимал его с неизменным радушием, епископ Сесар Магальянес чувствовал скрытую враждебность со стороны городского клира, должно быть, принимавшего его за неофициального ревизора от римской курии.
Бушевавшая за окном буря и мысли о найденном к часовне автопорта письме долго мешали епископу заснуть. Он сумел задремать лишь под утро, а через несколько часов его разбудил настойчивый стук в дверь: монахиня, принесла записку от старого знакомого, который просил о немедленной встрече в библиотеке кардинальской резиденции.
Шагая широкими коридорами, по которым уже сновали люди в сутанах, Магальянес пытался угадать, зачем он так срочно понадобился старому монаху.
Брат Зенон Ункара…
…на протяжении не одного десятка лет заведующий Ватиканской Апостольской библиотекой, одного из самых старинных и богатых книгохранилищ в мире. Непревзойденный тонкий знаток литературы, консультант по любому вопросу и верный страж, чья забота о сохранности томов порой граничила с паранойей; когда в конце двадцатого века в Ватикане было решено принять участие в «Экспо-92» и Севилья выбрала несколько драгоценных экземпляров, чтобы выставить их во дворце архиепископа, Ункара, не раздумывая, перебрался в Испанию, чтобы не разлучаться со своими любимыми книгами.
С тех пор минуло немало времени, Испания и Рим так и не смогли договориться об условиях возвращения фолиантов, и книги оставались в Севилье. А с ними и библиотекарь.
Покои Магальянеса, как и все частные апартаменты, располагались в боковом крыле здания, и, чтобы попасть в центральную – трехэтажную – часть дворца, епископу предстояло пройти через внутренний двор и крытую галерею на втором этаже. Несмотря на спешку, он позволил себе немного задержаться у окна, чтобы полюбоваться на буйство водной стихии. Даже такой трезвомыслящий человек, как Магальянес, в последние дни невольно спрашивал себя, не послан ли дождь в наказание городу, прогневавшему высшие силы.
Темные Начала, существовавшие задолго до того, как человек научился измерять время, по известным лишь им одним причинам, выбрали это место и эти дни, чтобы явить все свое могущество. Эти последние дни.
Прелату понадобилось сделать над собой усилие, чтобы продолжить путь и вернуться мыслями к предстоящей встрече.
Их пути пересеклись всего один раз, много лет назад, когда карьера Магальянеса в Риме только начиналась. Переговоры с заведующим Апостольской библиотекой о том, чтобы членам Тайного Совета открыли доступ к секретным архивам, были первой порученной ему миссией. Руководство Совета желало знать, не затерялись ли среди апокрифических Евангелий и запрещенных книг следы Рукописи Бога, которую оно уже почти отчаялось разыскать. Заведующий был единственным человеком, кроме самого папы, располагавшим ключами от архива. Брат Зенон категорически отказался пойти навстречу Совету, несмотря на все уговоры и посулы. Когда любой другой на его месте уже перешел бы к угрозам, Магальянес сохранял терпение и в конце концов сумел убедить библиотекаря, что визиты членов Совета в секретный архив не повредят его детищу. А переданная в дар библиотеке Венская Книга Бытия – роскошный иллюстрированный фолиант пятнадцатого века, переплетенный в пурпурный пергамент – закрепила первый дипломатический успех будущего епископа.
С тех пор они ни разу не встречались. До епископа доходили слухи о том, что Зенон переложил заботу о библиотеке на плечи молодых помощников, сведущих в современных методиках хранения книг, а сам стал заниматься исключительно раритетами. Впрочем, отъезд из Рима в Севилью многие восприняли как неофициальный выход на пенсию.
Сесар Магальянес поднялся по мраморной лестнице в библиотечный вестибюль; двери читального зала были распахнуты, в глубине мелькал силуэт старого монаха.
Стены библиотеки были увешаны великолепными коврами, над камином висел портрет строителя дворца дона Ремондо работы неизвестного художника тринадцатого века, на полке блестела серебряная дарохранительница Хуана де Арфе, потолок украшала роспись, изображавшая вознесение Девы Марии; среди всей этой роскоши старенький библиотекарь в поношенной сутане и очках с толстыми стеклами на засаленном шнурке смотрелся немного нелепо.
С момента их последней встречи брат Ункара сильно постарел. Но не это поразило прелата. Монах застыл посреди пустого зала, лицо его исказила гримаса мучительной боли, по щекам текли слезы, губы дрожали, беззвучно шепча молитву.
– Брат Зенон… Что с вами?
Библиотекарь сделал несколько шагов по направлению к Магальянесу, дико озираясь по сторонам. Не прерывая бессвязного бормотания, он вытащил из складок сутаны нож с широким лезвием.
На запястье старого монаха красовалась татуировка в виде перевернутой пентаграммы.
Епископ застыл на месте, и вместе с ним будто замер весь мир; библиотекарь медленно приближался, и Магальянес наконец смог разобрать окончание его молитвы:
– …и подобно тому, как вода перетекает из одной чаши клепсидры в другую, имя Мое перетекает в имя Его.
Произнеся эти зловещие слова, брат Зенон поднял нож и с неожиданной ловкостью рассек себе горло, пометив шею багровым полумесяцем.
…Подобно тому, как вода перетекает из одной чаши клепсидры в другую, так и имя Мое перетекает в имя Его. Я терпеливо дождусь Момента, когда Свет померкнет, и все твое станет прахом, а сам ты предстанешь пред очи…
Мир вокруг Магальянеса вновь ожил, наполнился звуками и красками.
Крупные капли дождя опять стучали по стеклу, и время постепенно возвращалось к своему роковому ритму, когда Сесар Магальянес отшатнулся к стене, тщетно пытаясь позвать на помощь. Библиотекарь бился на полу в последних конвульсиях. Жизнь покидала его.
Епископ очень медленно развернулся и, шатаясь, направился к выходу.
В голове его звучали слова Велиала из анонимного письма, повторенные убившим себя библиотекарем.