Выбрать главу

Альваро вскочил на ноги слишком быстро, и у него опять потемнело в глазах. Рухнув на колени перед распятой Алехой, он увидел длинные толстые гвозди, пронзившие ее запястья, ступни и живот. Лицо женщины было наполовину скрыто под коркой запекшейся крови. Священник кончиком пальца очистил губы Алехи от красноватой пены и услышал, как она шепчет:

– Много, много… – Женщина запнулась, закашлялась и с трудом выговорила: – Ты… Даниил, два-двенадцать.

Ее глаза закрылись, из горла вырвался слабый стон.

Нагой Альваро сидел на полу подле нагого тела Алехи.

Даниил, 12-2.

Он без труда вспомнил это место из Библии.

«И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление. А ты, Даниил, сокрой слова сии и запечатай книгу до Последнего Времени».

Альваро встал и начал одеваться, почти равнодушно дожидаясь, когда Алеха умрет.

2

Пока поезд подъезжал к севильскому вокзалу Санта-Хуста, Ривен глядел на свое отражение в синеватых оконных стеклах, залитых дождем. Эрнандес заснула подле него, но не касаясь своего спутника; ни опасность, ни секс, ни ад, из которого они только что выбрались, не смогли заставить эту женщину опереться О мужское плечо.

Поезд остановился у платформы. Других пассажиров в вагоне не было.

– Просыпайся.

– Дождь еще идет? – спросила она сонным голосом.

– А то.

– В последнее время творится что-то странное.

Ривен встал, надел плащ, подхватил драгоценный чемодан и двинулся к выходу. Эрнандес шла за ним, ничем не показывая, что они вместе.

Поезд прибыл на запасной путь, и на платформе не было никого, кроме одинокого носильщика.

Даже в футуристических конструкциях нового вокзала теперь поселились сырость и тоска.

Город был парализован, и железная дорога не стала исключением.

Ривен и Эрнандес с трудом отыскали эскалатор, ведущий в центральное помещение.

И не успели даже взойти на ступеньки.

Из-за перил вышла инспектор Романа Бенарке с маленьким немецким пистолетом в руках, в сопровождении двух крепких, зловещего вида парней, которые так старались замаскироваться, что их настоящая профессия ни у кого не вызывала сомнений. У одного из полицейских были длинные волосы, другой, помоложе, обладал внушительной лысиной.

Серые тона вокзала превосходно оттеняли белое кожаное пальто инспектора.

Ривен сунул руку в карман и стал ждать момента, чтобы незаметно выбросить лезвие.

– Спокойно. Вы оба на хрен мне сдались. – Копировать повадки Арресьядо Романе было не к лицу. – Руки за голову. – И бросила подчиненным: – Взять их. С парнем осторожнее, у него нож.

Ривен вытянул вперед руки, неуловимым жестом спрятав нож в рукаве.

У полицейских были двухдюймовые «Глоки». Никакого ножа парни не нашли и с явным удовольствием принялись ощупывать Эрнандес, скривившуюся в ядовитой ухмылке, но Романа велела им прекратить и саркастически поинтересовалась у Ривена:

– Выходит, нож у тебя все-таки отобрали?

– Нет. Я воткнул его в спину своей мамаше.

Романа подняла чемодан и пошла прочь.

Вопреки ожиданиям задержанных, в полицейский участок при вокзале их не повели. Маленькая процессия перешла железнодорожные пути по подземному переходу и направилась к депо.

Уж лучше иметь дело с грабителем, чем с легавым; у легавого есть документы, и он может набить тебе морду при свидетелях или провести через улицу в наручниках, под дулом пистолета. Или отвести в какое-нибудь глухое место.

Поход от вокзала к депо занял не меньше четверти часа. Бенарке отперла просторный ангар с высоким потолком, заваленный металлоломом. Заперев за собой дверь, она велела арестованным пройти к стене, В полицейским встать по обе стороны от них. Все трое держали наготове стволы.

– Мой шеф задерживается, так что начнем без него. В ваших интересах покончить с делами до того, как он приедет, – проговорила Романа, выразительно глядя на забинтованную руку Эрнандес.

– Можно нам опустить руки? – спросила Эрнандес.

– Мне и так неплохо, – заявил Ривен, чувствуя запястьем холодок от ножа.

– Наглый ублюдок, – окрысился лысый полицейский. – Я тебя сразу приметил. Ну, ничего, осталось недолго.

– Вы сможете опустить руки, как только скажете, где второй чемодан, тот, что вы забрали из хосписа, – заявила Бенарке.

– А что ты дашь взамен? – поинтересовался Ривен.

Романа прожгла его взглядом.

– С момента нашей последней встречи многое переменилось. Мне пришлось, скажем так… нарушить нейтралитет. На данном этапе надо принимать решения, причем быстро. Так что будьте спокойны. Чемодан я все равно заполучу.

– На данном этапе ты можешь прихлопнуть нас, как тараканов. Независимо от того, что мы скажем.

– Лично я не собираюсь умирать из-за дурацкого чемодана, – заявила Эрнандес, обернувшись к парковщику.

– Молчи. Они все равно нас прикончат.

– Сам молчи.

Полицейский с длинными волосами прижал дуло Ривену ко лбу.

Парковщик не отклонился ни на сантиметр.

Полицейский заставил его замолчать, но тишина становилась все более напряженной. С трудом поборов искушение врезать пленнику рукоятью по лицу, легавый отошел к своему товарищу.

Ривен не видел ни себя, ни остальных. Для него реальность превратилась в геометрию. Для того чтобы осуществить задуманное, парковщику были нужны два угла, и один из них наконец образовался.

– В прошлый раз я вас отпустила, но теперь добьюсь показаний любой ценой, – Романа говорила медленно, четко, словно отличница на уроке, произнося каждое слово.

Ривен рассмеялся ей в лицо.

– Ты думаешь, что у меня кишка тонка вас пытать. Думаешь, что знаешь людей. Что ж, ты прав. Но я и не собираюсь делать ничего такого. Просто пущу тебе пулю в лоб, чтобы сделать твою подружку поразговорчивее.

Бенарке подошла к Ривену почти вплотную, готовая выполнить свою угрозу…

…так парковщик получил второй угол.

Левой рукой он почти одновременно проделал два стремительных движения: отвел ствол пистолета, упершийся ему в ухо, и толкнул Эрнандес прямо на полицейских, заставив всех троих потерять равновесие.

Упавшим в правую ладонь ножом он чиркнул Бенарке по горлу, оставив на ее коже едва заметную царапину, из которой на белый воротник моментально посыпались алые капли.

После он не бросился, а шагнул к двум легавым, которые наконец сумели отпихнуть Эрнандес и теперь пытались стрелять из положения лежа.

Держа лезвие ножа вертикально, чтобы удобнее было наносить удары сверху вниз, парковщик вонзил его в запястье одного из полицейских, а другого пнул в грудь армейским ботинком.

Дернув за рукоять ножа, торчащего в руке одного из полицейских (уже безоружного), Ривен поднял своего противника, намотал его волосы на кулак, разбил ногой мениск, врезал коленом по яйцам и по подбородку, отшвырнул в сторону и напоследок ткнул в печень мыском ботинка.

Беда любой драки в том, что, ввязавшись, ты уже не можешь и не хочешь остановиться.

Лысый полицейский, еще не пришедший в себя мосле удара, слепо шарил по земле в поисках выпавшего оружия.

Ривен оказался быстрее.

Подскочив к легавому, он пнул его по ребрам, словно футбольный мяч, отбросив в сторону от пистолета.

Не хочешь остановиться.

Парковщик наносил удары не глядя, куда придется. Бил, бил и снова бил, пока не обессилел, не остановился, чтобы глотнуть воздуха, не вспомнил, где находится, не услышал голос Эрнандес, не нажал на тормоза, отделяющие жизнь от смерти.

Ривен замер, глядя на бездыханное тело у своих ног.

Постепенно приходя в себя, он отошел в сторону, к потрясенной Эрнандес, украдкой вытер лезвие носовым платком и бросил его на землю, дважды проверил механизм, прежде чем сунуть нож в карман, и опустился на колейи перед Романой Бенарке. Не нужно было быть врачом, чтобы понять: душа покинула это тело окончательно и бесповоротно.