Рукопись, до сих пор никем не найденная в бутылке
Достижение святости требует таких же или, по крайней мере, почти таких же огромных усилий; но святость предполагает благие и естественные пути. Это попытка вновь обрести экстаз, который был присущ людям до грехопадения. Грех же является попыткой обрести экстаз и знание, которые подобают лишь ангелам, а потому, предпринимая такую попытку, человек в конце концов становится демоном. А. Мейчен - Мистер Эмброуз Прайс, говорите? - Да, да, но я списывался с мистером Фуллером, не могу ли я теперь увидеться с ним? За окнами угасал день. Октябрь пел свою песню смерти над посеревшим городом, разбросанным по холмам и долам над свинцовой, полноводной рекой. Там, снаружи, вечер был багрян и пронзителен, а я стоял тут, перед библиотечной стойкой, и вел бесполезный разговор с джентльменом, напоминающим богомола в очках и хорошо пошитом темном костюме. - С мистером Фуллером, говорите? Погодите, кто это? - Я вел с ним переписку, - теряя терпение, громко и раздельно повторил я. С самого начала, с первых же слов было ясно, что этот разговор никуда не приведет. Джентльмен-богомол - что-то вроде Цербера, выставленного моей злосчастной судьбой перед самым порогом, за которым - рукой подать до цели. И так всю мою чертову жизнь, ты ведь знаешь, моя дорогая, как я боюсь существ, подобных этому джентльмену, все его племя, облеченное небольшой властью и огромной ответственностью, наделенное правом запрещать, не пускать и отказывать. Подозреваю, что они прекрасно чувствуют мой страх, лишь только я вхожу в какое-нибудь присутственное место, как цепная собака чует страх прохожего. Потому они так любят рушить мои хрупкие надежды, видать, это доставляет им особое, извращенное удовольствие. - Та-ак... - он так долго и внимательно вчитывался в карточку, словно обнаружил там копию неизвестной прежде надписи со стены египетской гробницы. - Место жительства - Куинси. Род занятий - поэт... Поэт? А вам известно, на каких условиях мы выдаем заказанную вами книгу? Я сделал вид, что мне не известно. Наверное, мне просто захотелось взять реванш - раз он издевается надо мной, почему бы мне над ним не поиздеваться? - Видите ли, молодой человек, разрешение на работу с этим манускриптом получить не просто, мы выдаем его в исключительных случаях, если проситель представляет нам веские причины для получения допуска к раритетным изданиям и рукописям - допустим, он проводит исследование, в котором без данной книги никак не обойтись. В этом случае мы требуем предоставить название и реквизиты научной организации, тематику исследования, опубликованные ранее работы... - Все это очень интересно, но мистер Фуллер дал мне разрешение в своем ответном письме. Почему бы вам просто не позвать его? В полупустом зале вдруг стало темнее, как мне показалось, сам воздух помрачнел и сгустился. Ощутив иррациональное чувство нехватки воздуха, я ослабил галстук. - Чертова лампа! - пробормотал мой собеседник. - Мистера Фуллера я позвать не могу, у него отпуск, он сейчас в отъезде. В самом деле, это всего лишь одна из ламп погасла, как раз над нашими головами. Но я уже знал - это угасла моя надежда получить искомое. Я еще некоторое время тряс у него перед носом письмом Фуллера и даже осмелился повысить голос, прекрасно понимая, что терять мне уже нечего. Человек-богомол, видимо, обрадовавшись тому, что меня удалось вывести из равновесия, решил устроить мне показательную порку. - Молодой человек, вы ведете себя неподобающе, - заявил он. - Не забывайте, что вы находитесь в стенах учебного заведения, а не... в компании себе подобных! По какому праву вы вообще чего-то требуете от нас? Вы кто - ученый с мировым именем? Может быть, вы - получивший признание писатель? Посмотрите же на вещи здраво! Вы - никому не известный человек с улицы, самонадеянно именующий себя «поэтом», который беспардонно ворвался в научную библиотеку известного университета, требует выдать ему редчайшую, очень ценную книгу, да еще закатывает тут непристойный дебош!.. Он еще долго разорялся, пока я шел по длинному проходу между ровными рядами столов с одинаковыми зелеными настольными лампами. Да, я весьма неучтиво повернулся к библиотекарю спиной на середине его гневной тирады. Это была моя жалкая месть за растоптанную надежду. Закат врывался через высокие витражные окна, длинными полосами ложился на пустые столы, и мрачные отсветы, наводящие на мысль о мире, гибнущем в огне и крови, соперничали с желтым, будничным светом потолочных светильников. Холодный воздух принес облегчение. Как я уже писал, октябрь пел свою смертную песнь. Я слышал ее явственно: камень домов и улиц издавал неясный тревожный гул, глубокими, яркими нотами звучали небеса, росчерками черных молний вспыхивали деревья, словно безумные скрипки в «Скачке валькирий». Я обратил лицо к страшному, торжественному закату, пробегая взглядом все градации - от зеленовато-трупной полоски у горизонта, через ступени охристого, ярко-оранжевого, алого, до багрянца венозной крови, переходящего в мертвенную холодную синеву. Великолепная палитра вселенских катастроф. Несмотря на холод, мои щеки на миг ощутили дымное горячее дыхание чудовищной печи, исполинского пожарища. Я даже закрыл глаза, словно боясь, что они вытекут от нестерпимого жара. Я стоял с закрытыми глазами и рассуждал: Цербер из Мискатоникского университета указал мне на дверь. Стало быть, делать в этом городе более нечего. Надо забрать вещи и ехать на вокзал. Я возвращаюсь на щите, я потерпел полный крах. Но ничего не попишешь - надо жить дальше. Господи, Милисент! Почему я не поступил именно так? Почему не отправился в отель, не задерживаясь ни минуты перед негостеприимным крыльцом знаменитого храма науки? Нет же, я, как полный дурак, стоял и ждал чуда, не желая смиряться с поражением. И чудо пришло, Милисент. В детстве мне читали сказку - я не запомнил ее названия, - про бедняка-феллаха, который однажды, потеряв все, что у него было, сказал, что примет помощь от любого создания, откуда бы оно не явилось - из пустыни ли, с небес или из преисподней. Его услышали: со стороны пустыни пришел закутанный в черное высокий человек, который предложил ему сыграть с ним в странную игру... Но я становлюсь многословен - так мы никогда не доберемся до конца. За те несколько минут, покуда я стоял в прострации, случилось следующее. Наверху хлопнули двери, и по ступеням резво сбежал какой-то господин. - Простите, возможно, я вмешиваюсь не в свое дело, - обратился он ко мне, - но я случайно стал свидетелем того, как вы пытались получить допуск к работе с «Некрономиконом». Напрасно вы связались с этим ученым сухарем! Он все равно не выдал бы вам разрешения, даже если бы вы встали перед ним на колени. Так что, не ругайте себя! - С чего вы взяли, что я себя ругаю? - огрызнулся я. - Я просто расстроен. Книга была мне очень нужна. На нее я возлагал... определенные надежды. И я даже не представляю, чем ее можно заменить. - Скажите, а для чего она вам так нужна? Поверьте, это не праздное любопытство! Очень может быть, что я как раз смогу предложить вам замену, если узнаю больше. Я впервые взглянул на собеседника. Нет, этот лукавый искуситель ничем не напоминал пустынного духа из страшной сказки моего детства. Он обладал весьма заурядной внешностью - средний рост и средний возраст, редкие русые волосы под мягкой шляпой и совершенно не запоминающееся лицо. Может быть, поэтому я вдруг сделался откровенен? Опасность, исходящая от столь прозаического существа? Увольте. К тому же, тогда я был еще слеп и не понимал, насколько опасны те знания, к которым я стремился. - Полгода назад мне приснился сон... - Ну и что с того? Все видят сны. - Этот сон был слишком необычен. Я видел события давно ушедших времен... даже не так! Времен настолько древних, что вся известная нам история человеческой цивилизации по сравнению с этой бездной времени кажется мигом! Настолько, что и сама смерть умерла бы, пролистывая год за годом, пока добралась бы до конца. - Что вы говорите? - тон моего собеседника изменился. В нем прорезалась живейшая заинтересованность. Правда, теперь я припоминаю, что было в нем кое-что еще - алчная радость охотника, который видит, как добыча добровольно идет в расставленные им силки. - Да, уверяю вас! Никто и никогда еще не видел во сне ничего подобного, даже видения Кольриджа уступают той фантастической ясности, тому нездешнему ужасу и безумной красоте, которые предстали перед моим взором. Я, признаться, не уверен, было ли то вообще видением. Меня не оставляет странное чувство, что во сне я был перенесен некой силой на иные планы бытия. Понимаете? Мне кажется, что я присутствовал там физически! - Почему бы и нет? Не думайте, будто я не понимаю вас или подвергаю ваш рассказ сомнению. Но продолжайте же! - Передо мной разворачивались странные события, поразительные, ужасные... Не всегда я понимал смысл того, чему стал свидетелем. Безумно яркая фантасмагория, поражающая неземными красками и образами! Уверяю вас, в нашем мире таких красок нет, и быть не может! Собеседник кивал, словно вполне представляя себе то, о чем я говорил. - Сон оборвался, не получив логического завершения. А знаете, что случилось потом? - Что-нибудь столь же неординарное? - Нет, тут другое. Пробудившись, я ощутил себя...как бы это сказать? Избранным. Точно, избранным из сотен тысяч обычных людей. Мн