Берендеев Кирилл
Рукопись молодого человека
Берендеев Кирилл
Рукопись молодого человека
Он пришел ко мне около пяти; я как раз начал собираться уходить. Допивал остывший чай и, между делом, правил какой-то текст, повествующий о разделах Польши - для исторической странички нашего журнала.
Вид его был обыкновенен, даже зауряден: потертая, засалившаяся от времени кожаная куртка, прозрачно-голубые как июльское небо джинсы стоптанные замшевые полуботинки, вздувшиеся неопрятным пузырем на носах. С выбором возраста я затруднился, по правде, я всегда теряюсь в подобных оценках, где-то от двадцати семи до тридцати пяти по скромным прикидкам. Слишком уж незапоминающимся, лишенным напрочь характерных черт было его лицо, моему глазу было просто не за что зацепиться. Разве что за прямой пробор коротких каштановых волос и тонкие, совершенно неуместные на его узком смуглом лице усики и бородка, скорее не бородка даже, а сантиметровая щетина.
Перед тем, как войти, он робко постучал и, не дождавшись моего "войдите!", заглянул в дверь.
- Простите, пожалуйста, вы - редактор отдела поэзии? - голос молодого человека был удивительно хрупок, казалось, он физически не в состоянии говорить громко из опасения сорвать его.
- Да, - жестом я пригласил его войти и присесть в кресло, стоящее перед моим столом. Чашку с недопитым чаем я на время отставил в сторону, дабы не смущать припозднившегося посетителя. - Чем порадуете?
Молодой человек уселся на самый краешек кресла, но так сидеть ему было крайне неудобно - кресло было старым, порядком продавленным, волей-неволей, ему пришлось занять все сиденье. Папку, что он принес с собой, потертую из "крокодилового" кожзаменителя, мой собеседник положил на колени. Присев, он робко осмотрелся. На всякий случай я повторил вопрос, не люблю долгих пауз, но в несколько иной форме.
Он вздрогнул.
- Да-да, - взвизгнула "молния", из папки была извлечена кипа листов примерно в палец толщиной. - Я написал тут кое-что, хотел с вами посоветоваться.
- Так это вы звонили днем?
- Я, - он покраснел. - Видите ли, мне пришлось задержаться на работе и... я вас не слишком обременяю?
- Нет-нет, у меня еще почти час рабочего времени. Давайте ваше творение.
Он неохотно протянул мне листы, но неожиданно отдернул руку. Я задержал свою над столом, не понимая, в чем причина заминки.
- Я вам не сказал... не предупредил. Забыл сказать по телефону, о чем именно хотел получить консультацию. Видите ли, все это не совсем обычно.... Одним словом, - не в силах подобрать нужные слова, он снова протянул мне рукопись. На этот раз я оказался проворнее и мгновенно выхватил ее из рук молодого человека.
Сперва я подумал, что держу ее вверх тормашками, но ощущение это длилось всего несколько мгновений. Я дернул рукой, положил рукопись перед собой и быстро пролистал. После чего поднял глаза на молодого человека. Взгляд мой был достаточно красноречив, мой собеседник хотел что-то сказать, но так и не решился раскрыть рот по своей инициативе. Я закрыл рукопись и осторожно положил ее на край стола. Ни один ее знак мне не был понятен.
Он понял меня без слов.
- Это поэма, я назвал ее "Бар-Рекуб и дева из Самаля". Писать пришлось от руки, - посетовал он, - извините, я не каллиграф.... Словом, пришлось покорпеть. Таких шрифтов нынче нет и быть не может, да и использовать компьютер вряд ли возможно, его клавиатура слишком мала....
Кажется, он разговаривал сам с собой. Я еще раз взглянул на страницы, густо усыпанные ни на что не похожими значками, совершенно непонятными моему разумению.
- Послушайте, - молодой человек все еще продолжал вздыхать о своих проблемах, - лучше объясните мне, что это такое, и какое имею я ко всему этому отношение.
Он резко поднял голову.
- Это поэма...
- Я понимаю. Вы уже сообщили мне этот факт. Я даже могу догадаться, судя по названию, что она о любви. Известного героя и писаной красавицы, любовь которой ему и предстоит завоевать.
Молодой человек радостно кивнул, широко улыбнувшись.
- Вы действительно хорошо знаете древнеарамейский, мои знакомые не ошиблись, порекомендовав обратиться по этому поводу именно к вам.
Я встретился с ним глазами. Кроме выражения незаслуженной признательности, ничего в них я прочитать не смог.
- Кажется, вы приписываете мне чужие заслуги, - отчего-то очень не хотелось расстраивать моего припозднившегося посетителя, но сделать все же пришлось. - Я понятия не имею, ни что это за язык, ни, уж тем более что написано даже самыми крупными буквами в вашей рукописи.
Он изумленно воззрился на меня.
- Вы шутите?
Я отрицательно покачал головой. Молодому человеку очень не хотелось верить моим словам, мне пришлось приложить изрядную долю красноречия, дабы убедить его в непреложной и весьма печальной для него истине: он обратился не по адресу. Рекомендации, данные его знакомыми, относились к совершенно незнакомому мне человеку.
- Да, но как же вы сумели тогда догадаться о содержании моей поэмы? выбросил он последний свой козырь. Я только рукой махнул.
- Оставьте это. Поработаете с мое в редакции.... Лучше вы скажите, как вам удалось так зашифровать свой текст.
Молодой человек посмотрел на меня как на юного Вашингтона, не в меру порезвившегося в вишневом саду. Ни с того, ни с чего, у меня появилось желание враз прервать наш странный, по меньшей мере, разговор и выпихать литератора из кабинета, сославшись на конец рабочего дня. А после этого не вспоминать о нем более. Посчитать дурным сном, на худой конец.
- Это древнеарамейский, примерно одиннадцатый век до нашей эры. В этот период еще не выработался собственно арамейский алфавит. В письме же чувствуется заметное влияние некоторых ханаанских диалектов, и в большей степени финикийского. Вот, к примеру, этот знак, - он перегнулся через стол и ткнул пальцем в середину первой же страницы, - имеет происхождение от финикийского...
- Подождите минутку!
- Дело в том, что моя поэма написана еще до того, как арамейский язык разделился на восточную и западную ветви диалектов, - договорил молодой человек и тяжело опустился в кресло, точно из него враз выпустили воздух.
Я взглянул на него повнимательнее. Теперь молодой человек смотрел в стол, избегая моего взгляда, он еще больше ссутулился, как бы ушел в кресло, видимо, чувствовал себя далеко не лучшим образом. Я помолчал. Нет, в сущности, самый, что ни на есть обыкновенный с виду парень.
- Арамейский, - медленно произнес я вслух. Мой собеседник резко поднял голову, и тут же вновь опустил глаза. Мне как бесспорному, среди всей редколлегии, знатоку русского языка приходилось порой, пару лет назад точно, почти все статьи, выходящие в нашем журнале, а, поскольку основным направлением нашей деятельности считается история, понахватался я прилично, особенно по части мертвых языков. - Это в Месопотамии, если не ошибаюсь?