Иногда облака отражаются в окнах дома напротив, и возникает иллюзия, будто они живут там, внутри него. А тому, кто обитает в нём на самом деле, наверное, кажется, что они поселились здесь, в его квартире…
На днях он видел удивительное зрелище. Ему показалось, что он встретил такие облака в первый раз в жизни, хотя, скорее всего, раньше просто не обращал внимания. Они были похожи на горы, нарисованные китайским художником. Как будто небо – это свиток шелка, на котором тонкой кистью изображен горный пейзаж. Он не удивился бы, если бы увидел там очертания пагоды.
Созерцание теперь притягивает его больше, чем умственный процесс. Он научился любоваться облаками, деревьями и быть счастливым просто от того, что может это видеть, что он жив, что ему повезло больше, чем тому мужчине, который сидел с ним рядом.
Облака, подсвеченные солнцем, как будто улыбаются. Они маленькие, легкие, мимолетные – в буквальном смысле этого слова: они летят мимо. Но при этом успевают улыбнуться, успевают… нет, не запомниться, но остаться где-то в подсознании… Пусть детали моментально теряются, стираются из памяти, но это не так уж важно. Важна яркость момента. Как жаль, что раньше он так редко оглядывался вокруг себя, так редко поднимал голову!.. Теперь он часто останавливает взгляд на окружающих предметах, вглядывается в какую-то простую вещь и не может оторваться… Например, в завитки и изгибы морской раковины, лежащей на письменном столе. Или просто в ритм печных труб, в неровные кирпичи брандмауэра, в стакан с чаем, в конце концов. Ему хочется схватить это, передать, запечатлеть…. только не словами: слова ничего не значат.
После того, что с ним произошло, он провел в полной прострации почти всю зиму, даже не пытаясь выбраться из глубин полярной ночи. Засыпая, он забывал о своей беде, во сне видел себя здоровым и бодрым, но каждое утро неуклонно возвращало его к действительности, погружая в такую пучину боли, что хотелось немедленно принять снотворное и снова упасть в забытье.
Но однажды – это случилось весной, в марте, – вынырнув из ночного тумана, он долго лежал в постели, пытаясь понять, почему ему стало так хорошо… непривычно хорошо. И с удивлением почувствовал, что это из-за запаха свежего белья, которое накануне постелил ему Шурик. Как же дивно оно пахнет! В детстве это был его любимый запах. По субботам мама мыла его в ванне и меняла белье. Оно было немного жестким от крахмала, тугим, отглаженным… и благоухало чистотой. Потом, став постарше, он узнал, как пахнут новые книги – типографской краской, бумагой, клеем… и полюбил этот запах навсегда. А еще… ведь были еще какие-то запахи: он их знал, но забыл. Например, снег ведь чем-то пахнет, нет? Свежескошенная трава? Деревья после летнего дождя? Надо вспомнить.
Так началась для него весна, так возник вокруг него мир, обладающий ароматами, звуками, формами, для которых он не всегда мог найти название. Не мог наклеить на них ярлычок. И это было прекрасно и совершенно необычно.
Всю свою прошлую жизнь литературоведа-фанатика он любил только тексты. Слова. Любил их больше того, о чем они говорили. Красота какой-нибудь метафоры, звучание аллитераций приводили его в экстаз, и только они помогали ему что-либо увидеть. Он не видел красоты звёзд, пока она не была поймана и втиснута в поэтическую строку. Книги были его миром. Казалось бы, по логике вещей, теперь они должны были бы и вовсе заменить ему мир, дверь в который почти захлопнулась, оставив лишь узкую щель, но происходило что-то прямо противоположное. Ему больше ничего не хотелось читать… Книги? Что книги! – ему хотелось жить. Безумно…
Сначала весна была нерешительна и непостоянна, как девушка; внезапна в переменах погоды и настроения. Переход от пасмурного неба к солнцу в дымке происходил незаметно и неожиданно. В облаках появлялись то тут, то там голубые проталинки. Весна вздыхала… и тут же улыбалась. И вот уже от облаков оставались на небе только легкие мазки белил.
А спустя час наползли откуда-то серые тучи, освещенные солнцем немного снизу, и ветер качал верхушки елок мерно, как маятник. Погода-маятник… но тепло придет. Всех одолевает весеннее беспокойство: а каким будет лето? Он точно знает ответ: лето будет… Просто будет – и это главное.
Шурик принес ему вербу – белые, пушистые, как котята, шарики. Ему захотелось их погладить. И показалось, что он теперь не один в комнате.