Он посмотрел на меня, доверчиво улыбаясь.
— Да… превосходно… превосходно… О чем это мы? Инструкция… бумаги… планы… документы… схемы наступательных действий… стратегические расчеты… и все секретное, все единственное… О, чего бы только не дал враг, коварный, омерзительный враг, чего бы он только не дал, говорю я, чтобы завладеть всем этим! Завладеть на одну только ночь, на минуту хотя бы! — Он почти пел. — И вот он посылает замаскированных, вышколенных, переодетых, матерых — чтобы те проскользнули, прорвались, выкрали и скопировали — а имя им легион! — выкрикнул он тоненьким, ломающимся голосом, увлеченный уже до того, что обеими ручками придерживал с боков очки, которые все время перекашивались у него на носу.
— И вот — как же, увы, этому помешать? — и вот они завладели… В ста, в тысяче случаев мы раскроем, мы отрубим преступную руку… разоблачим происки… обнаружим яд… но покушения повторяются… вместо отрубленного вырастает новое щупальце… а конец, конец известен — что один человек закрыл, другой откроет. Естественный ход вещей, о, сколь же естественный, дорогой мой…
Он боролся с одышкой, улыбкой умоляя о снисхождении. Я ждал.
— Но если бы, представьте себе на минуту, если бы планов было больше? Не один вариант, не два, не четыре — но тысяча? Десять тысяч? Миллион? Выкрадут? Выкрадут, да, ну так что же… первый противоречит седьмому, седьмой — девятьсот восемнадцатому, а тот опять-таки всем остальным. Каждый твердит свое, каждый по-своему — который из них настоящий? Который из них тот самый, единственный, наисекретнейший, который из них правильный?
— Конечно, оригинал! — вырвалось у меня почти против воли.
— Вот именно! — крикнул он с таким торжеством, что тут же раскашлялся.
Он просто давился кашлем, очки едва не слетели, в последнюю минуту он поймал их, и мне показалось, что они отделились от лица вместе с частью носа, но это, конечно, была иллюзия, отвратительная иллюзия; он весь посинел от кашля. Облизал ссохшуюся полоску губ. Сложил на коленях дрожащие руки.
— А значит… значит, тысячи сейфов… тысячи оригиналов… всюду, везде, на всех этажах — за замками, за цифровыми комбинациями, за засовами. Одни оригиналы, только они, имя им миллион, и каждый иной!
— Простите, — прервал я его, — уж не хотите ли вы сказать, что вместо одного стратегического или мобилизационного плана существует их множество?
— Да! Именно так! Вы поняли меня превосходно. Превосходно, скажу я вам…
— Допустим… но ведь должен же быть один настоящий, то есть тот, согласно которому, в случае, если уж до этого дойдет, если понадобится…
Я не докончил, пораженный переменой, произошедшей в его лице. Он смотрел на меня так, точно я мгновение ока превратился в какое-то чудовище.
— Вы так… полагаете? — прохрипел он. Он моргал ресницами, трепыхавшимися в золотых рамках очков словно засохшие мотыльки.
— Неважно, — произнес я медленно. — Допустим, все обстоит так, как вы говорите. Хорошо… только… какое мне до этого дело?! И — простите — какую это имеет связь с моей Миссией?
— С какой Миссией?
Он улыбался покорно, тревожно и приторно.
— С Особой Миссией, которую поручил мне… но ведь я говорил вам об этом в самом начале, верно?.. которую поручил мне главнокомандующий, комендерал Кашенблейд…
— Кашен…?
— Ну да, Кашенблейд — не будете же вы утверждать, что не знаете имени своего командующего?
Он закрыл глаза. Когда он открыл их, на его лице лежала тень.
— Извините… — прошептал он, — разрешите, я покину вас на минутку? Один момент и…
— Нет, — твердо возразил я, а так как он уже вставал, мягко, но решительно взял его за плечо. — Мне очень жаль… но вы никуда не пойдете, пока мы не закончим то, что должны закончить. Я пришел за инструкцией и хотел бы ее получить.
Губы у старичка задрожали.
— Но… но… милостивый государь… как прикажете понимать это… этот…
— Причина и следствие, — сухо произнес я. — Прошу назвать мне задание, цель и содержание операции!
Он побледнел.
— Я слушаю!
Он молчал.
— Зачем вы рассказывали мне о множестве планов? А? Кто вам велел это делать? Не желаете отвечать? Очень хорошо. Время у нас есть. Я могу подождать.
Он сплетал и расплетал трясущиеся руки.
— Итак, вам нечего мне сказать? Спрашиваю в последний раз!
Он опустил голову.
— Что вы… что вы делаете? — крикнул я, хватая его за плечи.
Его лицо переменилось в одну минуту — синее, отекшее, страшное. Выпучив глаза, он впился губами в камень перстня на безымянном пальце. Что-то тихонько треснуло — словно металлический штифт ударился о металл, — и я почувствовал, как его напрягшиеся мышцы расслабляются у меня в руках. Секунда — и я держал в объятиях труп. Я отпустил его — он тяжело осел на пол, застывший, с совершенно бескровными губами, золотая дужка очков сползла, а вместе с ней — младенчески розовая, просвечивающая под сединой лысинка, и открылась прядь совершенно черных волос… Я стоял, вслушиваясь в громкий стук собственного сердца, — над мертвецом. Глаза метались по сверкающей комнате. Куда бежать? В любую минуту кто-нибудь может войти и застать меня с трупом человека, занимавшего ответственный пост… какой, собственно? Старший… старший — что?.. Шифрант? Подслушник? Не все ли равно! Я бросился к двери и посреди зала остановился. Пройду ли? Меня узнают. Второй раз не получится, это уже невозможно! Как объяснить? Как из этого выпутаться?