Если бы я мог в ту минуту задать один, всего лишь один вопрос, я спросил бы: чего от меня хотят? Чего от меня хотят на самом деле? Любой ответ я принял бы с облегчением, любой, кроме одного…
Офицер за столом всхрапнул ужасающе. Я вздрогнул. Высморкавшись, он заглянул в платок, потом спрятал его, посапывая с полуоткрытыми, опухшими губами.
Дверь открылась. Вошел высокий, сутулый, худой офицер. Было в нем что-то — что именно, затрудняюсь сказать, — из-за чего он казался штатским человеком, переодетым в мундир. В руках он держал очки и, остановившись за шаг до меня, быстро завертел ими.
— Вы ко мне?
— К господину Прандтлю из Отдела шифров, — ответил я, чуть приподнявшись.
— Это я. Я капитан. Не вставайте, прошу вас. Речь идет о шифрах, да?
Этот слог прозвучал как направленный в меня выстрел.
— Да, господин капитан…
— Можно без званий. Чаю?
— С удовольствием…
Прандтль подошел к маленькой дверце и из высунувшейся оттуда руки принял подносик с двумя уже наполненными стаканами. Поставив его на стол, он надел очки. При этом лицо его, худое и вызывающее, как-то сосредоточилось, все в нем заняло исходные позиции и застыло.
— Что такое шифр? — спросил он. — Что вам об этом известно?
Своим металлическим голосом он словно бил по чему-то твердому.
— Это система знаков, которую при помощи ключа можно перевести на обычный язык.
— Да? А запах розы, к примеру, — шифр это или нет?
— Нет, ведь он не является знаком чего-то еще, а просто самим собой. Если бы он означал что-то другое, то мог бы, в качестве символа, стать частью шифра…
Я отвечал оживленно, довольный тем, что могу продемонстрировать способность к правильному мышлению. Толстый офицер наклонился в мою сторону, так что мундир у него на животе, переполнившись жиром, покрылся складками; казалось, пуговицы вот-вот отлетят. Я, не обращая на него внимания, глядел на Прандтля, который снял очки и снова вертел ими; лицо его приняло рассеянный вид.
— А как, по-вашему: роза пахнет просто так или с определенной целью?
— Ну… она может заманивать запахом пчел, которые ее опыляют…
Он кивнул.
— Так. Перейдем к обобщениям. Глаз превращает луч в нервный шифр, а мозг расшифровывает его как свет. Но сам луч? Не взялся же он ниоткуда. Его послала лампа или звезда. Информация об этом содержится в его структуре. Можно ее прочитать…
— Где же тут шифр? — перебил я. — Ни звезда, ни лампа ничего не пытаются скрыть, тоща как шифр скрывает свое содержание от непосвященных.
— Да?
— Но это же очевидно! Все дело в намерениях отправителя информации.
Я замолчал и протянул руку за чаем. В нем плавала муха; минуту назад ее там наверняка не было. Неужели ее бросил толстяк? Я посмотрел на него. Он ковырял в носу. Я выловил муху ложечкой и бросил на блюдце. Раздался стук. Я дотронулся до нее. Она была из дутого металла.
— В намерениях? — сказал Прандтль. Он надел очки. Толстяк — беседуя со своим наставником, я старался не упускать и его из виду, — посапывая, рылся в карманах, а его лицо приобретало все более помятый вид. Шея спереди походила на воздушный шар. Он вызывал настоящее омерзение.
— Вот луч, — продолжал Прандтль. — Его послала какая-то звезда. Какая? Большая илн маленькая? Горячая илн холодная? Какова ее история, ее будущее? Можно ли об этом узнать по ее излучению? .
— Можно, обладая необходимыми знаниями.
— А знания — что это такое?
— Что такое?
— Ключ. Так ведь?
— Ну… — я помедлил с ответом. — Излучение — все же не шифр.
— Нет?
— Нет, потому что никто не укрыл в нем этой информации… впрочем, так мы придем к выводу, что шифром является все.
— И будем правы. Все, решительно все является шифром — или камуфляжем. Вы тоже.
— Это шутка?
— Нет. Это правда.
— Я — шифр?
— Да. Или камуфляж. Говоря точнее, дело выглядит так: всякий шифр является маской, камуфляжем, но не всякая маска является шифром.
— Ну, шифр, это еще куда ни шло… — сказал я, осторожно подбирая слова. — Вы, безусловно, имеете в виду наследственность, те крохотные подобия нас самих, которые мы носим в каждой капельке тела, чтобы метить ими потомство… но камуфляж? Что… что я имею с ним общего?