Так началась наша боевая учеба. Мы единогласно избрали Витьку старшим. Вовка в шутку тут же прозвал его Фиделем. А потом мы привыкли к этому и уже по-другому Витьку не называли.
С самого начала был создан тайный фонд. Мы почти перестали ходить в кино, есть мороженое, покупать рыболовные крючки и шарики для настольного тенниса. Все деньги шли на боевую учебу. Стрелять мы учились в тире. Это был длинный дощатый ящик на колесах, выкрашенный в зеленый цвет и со всех сторон оклеенный плакатами ДОСААФ. Заведовал тиром Михей Иванович, очень хороший старичок. Веселый такой. Он ходил в громадных, обшитых желтой кожей валенках. Эти валенки Михей Иванович не снимал круглый год.
— Ревматизм, ребятушки, — пояснил он нам. — Очень, между прочим, пронзительная болезнь. В Дунайских плавнях партизанить привелось. Два года в воде жил. Вот ревматизм и прицепился.
Михея Ивановича мы очень уважали. Даже Витька всегда почтительно отзывался о нем:
— Боевой старик!..
Мы всегда приходили в тир утром. Михей Иванович здоровался с нами за руку, говорил о последних событиях на Кубе и уже после этого, раздав ружья, отсчитывал узловатыми пальцами хвостатые пульки.
— Дыхание спокойнее, — поучал он нас. — Спусковой крючок нажимать плавно. Мушку клади под яблочко.
Мы старательно целились в висящие на ниточках мишени.
Они имели самый мирный вид. В основном это были резиновые игрушки: собачки, олени и большеголовые пучеглазые пупсы. Тем не менее Витька каждый раз суровым голосом командовал:
— По интервентам, залпом, огонь!
Щелкали «духовушки», и Михей Иванович, приподняв на лоб очки, комментировал:
— Так, значит, посмотрим… Товарищ Фидель удачно, Вова тоже, Генка (это я) в самый край зацепил, ну, а Гаррик опять за молоком послал.
Мы смотрели на Профессора. Он виновато колупал ногтем ружейный приклад и помалкивал.
— У-у, отличник! — Витька рылся в кармане и вынимал пятак. — Еще ему, Михей Иванович, пять пулек. Ну и мазила!
В конце нашей улицы, у самой Волги, жил Плантатор. Это не мы его так прозвали. Еще в прошлом году в газете был напечатан фельетон «Плантаторы». В нем рассказывалось о жадных людях, которые разводят в своих садах клубнику, а потом продают ее втридорога. Упоминалось в фельетоне несколько фамилий, и среди них фамилия нашего соседа.
Сад у него будь здоров! Десятка два яблонь. Вишен и смородины без счету, а клубники просто тьма. Грядки везде: между деревьями, у крыльца и чуть ли не на крыше дома.
После фельетона Плантатор стал еще злее. Он нарастил забор, обмотал его сверху колючей проволокой и завел новую собаку, вдвое больше той, которая у него была.
Когда мы, спускаясь к Волге, проходили мимо дома Плантатора, Витька обязательно просовывал сквозь забор палку, на конце которой была привязана кость, кусок хлеба с маслом или ломтик колбасы.
— Зачем ты этого крокодила кормишь? — возмутился Вовка.
— Диверсионная операция…
— Операция! — насмешливо протянул Гаррик. — Просто задабривает пса. Вырабатывает у него условные рефлексы. А как поспеет клубника, так пес отплатит Витьке за эту колбасу и кости.
— Ты это на что намекаешь? — Витька даже остановился. — Я клубнику воровать? У спекулянта какого-то? Да? Профессор ты очкастый!
Гаррик приготовился к драке, но мы с Вовкой кое-как замяли эту неприятную размолвку.
Так или иначе, а Витька продолжал подсовывать псу подачки, привязанные к концу длинной палки. Для чего он это делал, мы узнали только через неделю, когда поспела клубника.
Как-то утром мы услышали крики, которые доносились из плантаторского сада. Толстый, лысый, в полосатой шелковой пижаме, Плантатор метался за своим колючим забором и кричал так, что, казалось, вот-вот лопнет от злости. Рядом с ним, сдвинув фуражку на затылок, молча стоял дядя Гриша, наш участковый уполномоченный.
Дядю Гришу мы хорошо знали. Это был пожилой сухопарый человек с рыжеватыми усами. Глаза у него тоже были рыжеватые, и он всегда их жмурил, словно от солнца.
— Жмурится, как кот, — ворчал Витька. — А видеть все видит…
Дядя Гриша и вправду видел почти все и о всех наших проделках узнавал намного раньше родителей.
— Значит, поведем разговор, как мужчина с мужчиной, — этими словами он начинал с нами все свои беседы.
Итак, дядя Гриша стоял возле Плантатора и терпеливо ждал, пока тот накричится.
— Покушение! — кричал Плантатор, стараясь привлечь внимание прохожих. — Хулиганство! Собаку отравили!
Пес и вправду вел себя как-то странно. Он судорожно раскрывал пасть, словно стараясь отделаться от чего-то прилипшего к зубам.