У него есть твердый тыл.
Если он не сможет продавать игрушки, считается, что он пойдет преподавать подросткам-дебилам основы русского языка.
Время давит на тебя, словно пресс. Давление времени – сильнейший мотив, он придает героям ускорение, и от него никуда не денешься. Давление времени – это тоже кирзовые сапоги, стирающие твои ноги в кровавое мясо. Время уходит, а твои рукописи остаются рукописями. Или это слова на бумаге, или слова в компьютере. Это невзошедшие семена, которые ты кидаешь на грязный бетон. Большая часть этих семян никогда не пробьет бетон и сгниет. Время давит, но ты все равно говоришь себе, что ты писатель.
Нет ничего хуже, чем остро чувствовать течение времени. Вот этот, говоришь ты себе, в двадцать лет уже ого-го. А вот этот, говоришь себе, в двадцать пять ага-га. В тридцать лет у того кудрявого типа уже все состоялось. До тех пор, пока ты не состоишься, ты будешь литературным эквивалентом собачьего дерьма. По утрам, когда ты чувствуешь течение времени, твое будущее кажется тебе самой мрачной и безысходной вещью во вселенной. Ты самая никчемная вещь во вселенной, говоришь себе, выходя в минус тридцать из дома. Твою голову наполняют писательские призраки – твои герои. Они ходят во тьме твоего черепа целыми стадами.
Когда другие отхватывают премии на конкурсах, ты думаешь о празднике, который никак не хочет наступать на твоей улице. Ты просто в ярости. Тебе не нужны эти премии, но ты понимаешь, что это важно. Чтобы состояться. Другие идут вверх и хвалят друг друга. Стоя в стороне, ты наблюдаешь за этим и думаешь: мышиная возня, ничего хорошего. Но система налажена таким образом, что без этого просто ничего не бывает. Ничего.
Однажды твой друг говорит тебе: как ты собираешь дальше? Ты хочешь грубо ответить: отвали, никак не собираюсь! Однако ты знаешь цену слову, с того самого момента, когда твои рукописи вытащили из-за стола и начали читать без твоего разрешения. Ты знаешь цену. Поэтому ты молчишь. Слово – мертво, но и мертвое оно имеет вес, силу, способную все изменить.
В эту простую истину ты не веришь. Ведь если бы это было так, то твои рукописи давно перетряхнули бы эту тоталитарную гадину в кирзовых сапогах. Твои слова не способны что-либо перевернуть, смирись с этим, писатель.
Я – писатель, думаешь ты с ожесточением, сжатый со всех сторон в общественном транспорте, который воняет дизельными выхлопами. Писатель, чтоб вы все сдохли! Вот так.
Твой друг спрашивает, как ты будешь дальше? На что ты готов на руинах своих мечтаний, после всех этих разносов, когда тридцать человек по очереди высказывают тебе, что они думают насчет твоего нового опуса. Это как раздеваться на глазах кучи народа, демонстрируя свои творческие гениталии. Некоторых это закаляет, эксгибиционизм им только на пользу. Другие уходят и не возвращаются. Их перемалывают без остатка литературные жернова. Их и их имена, любовно придуманные псевдонимы с множеством смыслов.
Ты не таков. Тебя несет по течению. Ты пишешь. И пьешь пиво, когда не можешь писать. Или упираешься в тошнотворную работу.
Все чаще ты хочешь быть вообще никем. Ты снял с себя все, вплоть до костей, но нужного «да» так и не услышал.
Многие не услышат этого никогда. Доходишь до конца, чтобы получить диплом. Удивлен, что хотя бы это у тебя получилось. Оборачиваешься назад, и видишь, что твой путь завален литературными трупами. Тебя обступают те, кто не состоялся даже на этом этапе, их призраки. Но это потом, когда твоя подруга-однокурсница ведет себя с приемной комиссией на защите вызывающе. Ты удивлен, как много призраков бродит рядом. Чье-то место занимаешь ты, на чьи-то амбиции ты сел задом, обтянутым джинсами. Но все потом. В процессе обучения ремеслу всего этого еще нет.
Твои рукописи с собой. Ничто не может тебя смутить. Лишь привести в ярость. Вот это легко. Не принимаешь критики от тех, кто сам не написал ни строчки. Это твое приобретение за годы литературного мордобития. Твоя кожа загрубела, и ты незаметно для себя приобрел прочный панцирь. Смотришь вокруг и понимаешь, что кирзовые сапоги – это навсегда. Ты заставляешь себя сам, ожесточенно борясь с пассажирами в автобусе. Ты в чем-то себя убедил. Возможно, в том самом, насчет писателя. Тебе плевать на «да», ты сам научился говорить «нет». Сожри кого хочешь – умения хватит.
Один мой знакомый делает карьеру, продвигаясь по служебной лестнице. Как тысячи до него. По плану. Он знает, когда и за что ему прибавят зарплату. Он готов ко всем серьезным событиям в жизни, потому что запланировал их. Он получил полезное высшее образование и твердо стоит на ногах. Он врос в почву этими ногами.
Дела, досуг, отпуск, поездка с семьей в другой город для просмотра достопримечательностей, мысли о будущем. Пункт один, пункт два, пункт три.
Встречая его, ты думаешь, что это пришелец с другой планеты. Выходя из своей летающей тарелки, он жмет тебе руку и смотрит, словно ты дерьмо собачье. Даже пришельцы знают, что это такое.
Это напоминает тебе о том, как мать вытаскивает из ящика стола рукопись, которую ты, как тебе казалось, спрятал хорошо.
Он образец для подражания.
А ты кропаешь по ночам вот такую ахинею и отнимаешь у занятых людей время.