С момента, когда были обнаружены следы, прошло уже около трех часов. А результатов пока никаких. Над горами Странджа поднялось солнце. Серебристые капли росы меркли, как звезды на светлом небосводе.
На заставе то и дело раздавались сигнальные звонки. К коменданту вошли два солдата.
— Разрешите доложить?
— Докладывайте.
Один из них порылся в сумке, достал какую-то банку.
— Вот нашли в заводи ручья под двумя вязами, — сказал он.
Тушев взял банку. Его карие глаза загорелись, будто ему вручили какую-то драгоценность. Он попытался отвернуть крышку, но не смог.
— Обратите внимание, товарищ майор, — сказал один из солдат, — она завинчена, а резьба тут обратная.
Увидев листок бумаги, майор Тушев обрадовался. Развернул его. Слова, написанные черными чернилами, были словно бисер, нанизанный на невидимую ниточку. Когда-то в гимназии Тушев учил французский. Сейчас он попытался прочитать все это, складывая буковку к буковке, но ничего не выходило. Он беспомощно смотрел на письмо. Пытались прочитать его и другие, тоже не смогли. Письмо оставалось загадкой.
— Едем в село, — сказал начальник заставы. — Там есть один учитель, попросим его, он прочитает.
Тушев утвердительно кивнул. Оба сели в машину, и она, урча мотором, покатила по черной дороге. В школе, когда приехали, была перемена. Тушев попросил какого-то мальчика позвать учителя. Скоро к ним вышел мужчина средних лет с румяным улыбающимся лицом.
— Мы хотели попросить вас об услуге, — сказал Тушев, когда учитель подошел к машине.
— С большим удовольствием, — улыбнулся тот.
Тушев достал из кармана письмо, протянул:
— Прочитайте, пожалуйста.
Учитель с интересом взял листок, повертел его в руках, прочитал про себя, взглянул на Тушева.
— Ясно. Написано вот что: «Прошли успешно. Но не у одинокой могилы, потому что там был наряд. Пройдем по глубокому оврагу к большой луже. Передайте господину „860“, пусть ждет нас в 9.30 на скамейке у сухого клена в приморском парке. Н. Ч.»
Тушев закусил губу. Потом взглянул на шофера, скомандовал:
— Гони на заставу!
Поехали. Майор, обернувшись к начальнику заставы, упрекая себя, заговорил:
— Оплошали мы, товарищ капитан. Туда, где будут проходить нарушители, направили только часть людей, а этого мало, чтобы их задержать. Важные птицы к нам пожаловали.
Прибыли на заставу. Дежурный доложил, что в глубине нашей территории часовой слышал выстрел.
— Хитры они, эти… — раздраженно сказал Тушев. — Бросили банку с письмом в реку. Ниже по течению ее выловят, письмо попадет в руки господина «860». Он, конечно, какой-то их агент. Ты знаешь, что это за большая лужа? — Тушев тронул капитана за плечо.
— Это море. Кажется, они наметили встречу в каком-то приморском городе или поселке. Но ничего. Не уйдут.
Майор в раздумье потер лоб. Наконец, видимо, что-то решил. Приказал:
— Надо взять машину и немедленно поехать туда, где нашли эту банку. Бросить ее опять в реку. Письмо должно дойти по назначению. Нам оно больше не нужно.
В то же время он приказал начальнику заставы выслать двух нарочных с приказом, чтобы группы, действующие на левом фланге, вышли к глубокому оврагу и перерезали нарушителям дорогу назад, к границе. Потом взял телефонную трубку.
— Алло! «Сокол»! «Сокол»! Соедините меня с селом Б…
В трубке послышался протяжный женский голос:
— Село Б…
— Товарищ, дайте мне партийного секретаря!
Раздались короткие щелчки, потом снова тот же женский голос:
— Не отвечают.
— Дайте товарища Стоева, ветеринарного фельдшера!
Телефон на миг замолчал, и снова:
— Его нет.
— Тогда старшину милиции!
Немного погодя в трубке послышался мужской голос. Тушев узнал старшину.
— У телефона майор Тушев, — сказал он. — Товарищ старшина, найдите парторга и скажите ему, что нужны люди, понимаете, люди. Соберите их и идите к широкой поляне. Я скоро буду там…
Тушев обзвонил еще несколько окрестных сел. Потом сел в машину и вместе с начальником заставы отправился на условленное место.
Дело заварилось серьезное, придется, видно, и помотаться вдосталь, и понервничать. Ничего, не впервой. Зато почти все уже было ясно. Все эти места Тушев знал хорошо. Да и сил станет побольше.
Машина тряслась по неровной дороге, оставляя за собой облако пыли.
Ферма трудового кооперативного земледельческого хозяйства в Б… находилась далеко от села и располагалась в горной котловине, посреди широкой поляны. Жизнь здесь шла своим чередом. Тревожно блеяли овцы, которых отделили от ягнят; чабан, отгоняя их, сердито покрикивал. Костадин Стоев, Динка, тоже был здесь, на ферме. Овцы в эту пору ягнились, и работы было хоть отбавляй. Динка с бригадиром уже целую неделю жили на ферме, даже вздремнуть редко удавалось. Ведь надо было позаботиться о каждой овце.
Огромный пятнистый пес, лежавший на широком дворе, вдруг залаял и бросился к воротам. Тут же откликнулись и другие собаки. За кирпичным забором раздался свист, а потом чей-то оклик: «Мурджо!» Собаки, услышав знакомый голос, умолкли. В высокие деревянные ворота вошли двое селян, те самые, которых бригадир посылал ладить кошару. Собаки, радостно виляя хвостами, путались у них под ногами.
— Эй, ребята, как дела? — спросил бригадир.
Селяне подошли к нему. Один из них, держа в руке палочку, то и дело постукивал ею по туго навернутым обмоткам.
— Дела так себе, — сказал он. — В кошаре много дыр, кое-где совсем разрушилась. Работы там хватит. Одна хижина сгорела дотла. Два-три человека там ничего не сделают, надо еще людей.
— Сегодня нам совсем поработать не пришлось, — добавил другой. — Пограничники приходили, наверно, кого-то ищут. Спрашивали, не видали ли мы незнакомых людей. Потом дальше отправились.
Динка насторожился:
— А куда они пошли?
— Оврагом пошли, к реке.
У Стоева не было никаких сомнений: ищут кого-то, кто нарушил границу. Конечно, на ферме работы по горло, но сейчас он должен забыть обо всех делах, чтобы выполнять самую важную свою обязанность. Он быстро вошел в низенькую избушку, накинул на плечи пальто, взял ружье и вышел.
— Пойду узнаю, что случилось, — сказал он бригадиру.
Миновав двор, он свернул на тропинку, которая вскоре вывела его на сельскую дорогу. Шел легко. Под ногами, обутыми в резиновые царвуги[1], потрескивала сухая кора. Он шел и все думал о том, что рассказали двое чабанов. Надо же случиться такому именно сейчас, когда столько срочных дел! В такое время и на час от овец нельзя отойти, а теперь, если помогать пограничникам, когда вернешься? Кто его знает когда. А помогать надо. Были случаи — два-три дня домой не являлся.
Динка стиснул зубы. Хотел бы он сейчас встретить тех, из-за кого он бросил своих овец! «Жулье! — со злостью думал он. — Говорят о мире, а сами каждый день лезут с провокациями. Ну погодите, поплатитесь за это!»
В долине у Ришова родника Динка встретил четверых дружинников из соседнего села. Они рассказали ему о том, что произошло. Динка, подумав немного, предложил:
— Давайте разделимся. Вы трое идите той же дорогой, как и шли, до горы у Оброчища. А мы с Георгием Русиновым направимся в ту сторону, осмотрим там хижину.
Предложение было дельное, и все согласились. Динка с Георгием пошли по узкой тропинке, которая вела вверх, к крестьянскому полю. Шли быстро, широким шагом.
— Понимаешь, — сказал Динка, — если нарушители идут по дороге в тыл, то они наверняка направились в город. Надо обогнать их, чтобы выйти наперерез.
Шли друг за другом. Пригревало теплое мартовское солнце, чистый горный воздух, наполненный запахами моря, освежал разгоряченные лица. Море было недалеко, всего в нескольких километрах, и его дыхание здесь всегда чувствовалось.