В поезде майор-врач, удивлявшийся, что в нынешнюю войну очень невелико количество психических заболеваний на фронте, объяснил, что такое элементарная дистрофия. «Закономерно, что эпидемии с большой силой вспыхивают после войны. Что касается положения теперешнего, то сыпняк на фронте исключительно немецкого происхождения».
В Строве, где я выпил на обменный хлеб литр молока, сели до Клина. В Клину мальчишка спер мешок с продуктами. С приключениями наконец я добрался до Москвы.
ИЗ ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК
1934—1968
Удовлетворение в литературном труде приносили мне записные книжки. С наслаждением заносил я на бумагу отдельные наблюдения, мысли, цитаты из прочитанных книг, даже названия возможных сочинений. В этих записях, казалось мне, я находил свой стиль, полный сарказма, ясности мысли и отточенности образов. Но когда дело доходило до создания цельных произведений, то все это внезапно утрачивалось и отдельные меткие, умные и оригинальные записи не находили себе места.
Первая часть «Капитального ремонта» Л. Соболева написана с великолепным знанием материала и интересно, но оставляет все же какое-то неполное впечатление. И думается, из-за очерково-фельетонных кусков, от явно обнаженных тенденций. Слишком явное классовое разграничение персонала неубедительно. В жизни все это более запутанно, и поступки непосредственно мотивированы не классовым происхождением, а характерами. Не ощущается полета в такой книге.
Очень хорошо написал «Наследника» Лев Славин. Роман так полон деталями и в нем так чувствуются автобиографические элементы, что кажется, будто на дальнейшее творчество авторской изобретательности не хватит.
Довженко как-то говорил о том, что два самых близких рода человеческой деятельности — труд колхозника и труд писателя, — колхозы дают хлеб для народа — пищу телесную; писатели пишут книги — пищу духовную.
«Срочный фрахт» Б. Лавренева — великой силы рассказ. Потому что он просто человечен.
А рассказ «Поезд на юг» А. Малышкина бессюжетен и прекрасен потому, что эмоция в нем чистая и естественная.
У Казакевича что-то есть от позднего Бабеля: лапидарность, выразительность, юмор и ирония — те самые качества, которые возникают, когда фразу поворачивают точное число раз.
Конечно, я понимаю, как может привлекать живописность Бабеля, сюжетная изощренность О’Генри, романтичность Грина. Склонность выписывать героические характеры или посвящать свой талант выдающимся личностям и историческим явлениям — дело заманчивое и удобное.
Но это ведь дело вкуса. И зависит от характера автора. И от его пристрастий. И от его жизненного опыта.
Меня интересуют личности незначительные. Их большинство. Они — основа жизни. «Маленький человек, что же дальше?» (Ганс Фаллада).
Был когда-то на свете такой писатель — Ефим Зозуля. Он погиб во время войны, натер ноги на марше, попавши в ополчение, и скончался от заражения крови еще до того, как часть попала в окружение. Когда-то это был очень известный писатель. Прошло лет сорок, и я до сих пор хорошо помню его рассказ «АК и человечество» — об аппарате, способном снимать с окружающих предметов невидимые наслоения, которые оставляют звуковые волны.
«Теперь надо писать по-новому, — говорил Зозуля, — вот так же, как строят завод. Сюжет не выдерживает нагрузки. Он рвется. Я, конечно, уважаю классиков, но теперь жизнь не та».
Ю. Либединский ставит в заслугу превосходному роману В. Каверина «Открытая книга» то, что он «художественно рассказывает историю возникновения большой научной идеи». Он подчеркивает, что эта книга о «приоритете русских ученых в важной области современной медицины».
Помните, что, по свидетельству И. Эренбурга, говорил Илья Ильф? «Как теперь нам писать? Великие комбинаторы изъяты из обращения».
Задумывался ли кто-нибудь над тем, почему пользуются успехом исследовательские работы И. Андроникова, Г. Шторма, И. Фейнберга, почему такую широкую популярность завоевали романы А. Моруа или книга С. Моэма «Подводя итоги». На мой взгляд, потому, что эти книги полны деталей.
Борис Агапов свою журналистскую, редакторскую, общественную работу относит к любительству. А вот В. Короленко, будучи профессиональным писателем, занимался и журналистикой, и редактурой, и общественной деятельностью. И Горький, и Толстой, и Чехов, и Достоевский тоже.