Его персонажи напоминают деревья осенью — сухой каркас проволочных ветвей без листьев, подрезанных садовником, чтобы «правильно» росли. Живой человек как дерево в листве: раздерганно шумит (это по поводу Киршона, в дни его наивысшего благополучия).
Критик В. В. Ермилов, небольшого роста, с большой головой, прославленный посмертной запиской великого поэта, всегда ходил на высоких каблуках и с детства привык тянуться, чтобы казаться выше.
Писательница М. С. Шагинян знает о своем долголетии и о том, что короткая человеческая жизнь довольно длинна на всем своем протяжении для индивидуума, и меряет ее большими порциями. Она мудра и не торопится. Поступает в Промакадемию, годами молчит, считая, что время поработает на нее.
Несколько слов о Николае Атарове. Я хорошо представляю себе, как мне кажется, его недостатки, и с тем бо́льшим основанием я могу судить о его достоинствах. Его достоинства в моих глазах очень велики: завидная зоркость зрения, обилие тонко увиденных реалистических деталей без оригинальничания. Совершенство стилистическое. Умение выразительно, разнообразно, сложно построить фразу, с высоким коэффициентом полезного действия, если так можно сказать.
Правильный выбор ракурса. Я не знаю у него вещей, близких по замыслу, выбору точки зрения.
Широта, легкость и убедительность ассоциаций (с большой наглядностью это выступает в устной речи).
Способность интересно и убедительно осмыслить происходящее. Способность живо интересоваться действительностью, людьми.
Есть писатели, которые каждую работу начинают заново. Кончив «Детство» и «Отрочество», Толстой принимается за «Войну и мир», потом принимается за «Анну Каренину». У него есть этапы. Виктор Борисович Шкловский все время продолжает когда-то начатую книгу. Поэтому говорить о какой-нибудь его работе в отдельности невозможно, как нельзя говорить об отрывке.
Первые его книги интересны, это происходило потому, что их тема — интимное чувствование, мышление героя, автора находились в каком-то соответствии, в какой-то пропорции с дыханием внешнего мира, привлеченного в книгу. В этих книгах Шкловского было много лирики, поэтического, какое бывает в книгах умных людей о себе. В них Шкловский имел смелость ошибаться, читатель прощал ему субъективизм восприятия.
Все это имело прелесть игры, и этим было любезно читателю. Теперь он хотел бы идти в ногу с временем, писать о главном и занимать позиции, на которых его книги имели бы государственное значение.
Разговор о Пановой я делю на две части: 1 — собственно о романе и 2 — о столь обильной критике. Оба эти явления характерны. Появление романа «Кружилиха» свидетельствует о качественном росте литературы. Появление же литературно-критических статей говорит как раз об отставании этого рода литературы. О чем же писала Панова? Писала о живой, реальной действительности. Она изображала жизнь во всей ее сложности, в ее противоречиях, и если социалистический реализм должен включать в себя диалектическое познание действительности, то такой и предстает она в романе Пановой.
Меня не удовлетворили «Спутники», потому что диалектическое понимание в них было нарушено. В этом романе судьбы людей также даны были в их неприкрашенной сложности, но конечное впечатление портили искусственные, нарочито-оптимистические проекции этих судеб.
В «Кружилихе» этот недостаток полностью преодолен. Все естественное всегда убедительней искусственного. В «Кружилихе» эта истина торжествует. Я думаю, что «Кружилиха» — значительный шаг вперед по сравнению со «Спутниками».
Я не хочу сказать, что все в романе меня безоговорочно удовлетворяет. Мне не очень понравилось то, как изображено детство Нонны, то, как разговаривает Мартынов. Мне кажется, что ремесленники, попавшие в деревню, чем-то напоминают гимназистов.
Эти мелкие недостатки искупаются широким, полнокровным изображением жизни. И в этом заслуга автора. От самых малых деталей, например, как читают ремесленники «Графа Монте-Кристо», до глубоких драматических конфликтов — все превосходно в этой книге.
В конфликте Уздечкина и Листопада читатель не ищет прямого ответа, кто прав, кто виноват. Эти оба героя по-своему положительны, но они разны по характерам, по судьбам, и поэтому происходит между ними конфликт — так именно в жизни и бывает.
Можно ли упрекнуть Панову в объективизме? Объективизмом мы называем отношение, при котором одинаково автор относится к дружественному и враждебному, плохому и хорошему. Но в своем романе Панова не показывает нам враждебных, плохих людей. Их судьбы различны — здесь и Листопад, полностью сформированный Советской властью, здесь и Мартынов, бывший кулак. Здесь и главный конструктор, старый инженер, ставший патриотом, здесь и ловчила Мазаев, отлично сражавшийся за Родину. Да, да, он ловчила, пошляк, но он скроен совсем из другого материала. А раз так, то не объективизмом нужно называть отношение Пановой к своим героям, а справедливым, если хотите. А это далеко не одно и то же. С такой же точки зрения на мир, на людей смотрит и Панова.