Сыграла ли тут роль зависть, злая и примитивная, как квартирная склока, или сознание того, что ты бессилен что-нибудь изменить, или просто у человека комплекс был такой: перед тем как нагадить — подладиться к тебе, подсластиться, — на это я не берусь ответить, хотя думал о Флегонтове много.
Вероятно, сейчас в моем рассказе все происшедшее выглядит упрощенно, поскольку считанные дни остаются до пуска первой очереди и, в сущности, не о Флегонтове мысли мои сейчас. Тем не менее, как видите, меда было много, но и дегтя достаточно.
Чтобы из этой грустной для меня и противной истории извлечь хоть немного смешного, сообщу под конец: после единственного сеанса пчелинотерапии у меня чуточку как будто полегчало с рукой. Было ли так на самом деле или мне только так казалось, — и помогли не укусы сильной майской пчелы, а нервная встряска — не могу судить. Факт, однако остается фактом, — получилось форменное свинство — досадное знакомство с этим хуторским типом, так или иначе принесло мне облегчение, если иметь в виду мой мучительный застарелый полиартрит.
ПОВЕСТЬ О МЕДНОЙ РУДЕ
Глава первая
ЖЕЛТАЯ КРАСКА
Лазарь Александрович Коровин работал мастером на Нижне-Тагильском металлургическом заводе. От жара печей и раскаленного металла лицо его всегда было красное, обожженное. Росту он был высокого, брови у него были пушистые и седые, они придавали ему облик сурового и замкнутого человека. Таким он и был. Зря болтать языком не считал для себя достойным. Он происходил из кержацкой семьи, дом получил от отца по наследству, добротный дом с крытым двором. Мастером Лазарь Александрович был не первой руки, но заводская администрация его ценила: был строг с мастеровыми и образ мыслей имел трезвый и положительный. Ходили слухи, что некогда он был сброшен мастеровыми с коксовой эстакады, но возможно, что хромота его происходила и от другой причины.
По воскресеньям, когда завод не работал, Лазарь Александрович в компании с учителем Рудым и врачом псковского полка Федорченко ездил на свои покосы охотиться. Покосы находились в семи верстах от города, в лесной и болотистой местности, где были хорошие глухариные тока.
Они выезжали затемно по лесной дороге и рассвет встречали в лесу. В этот час в лесу сильно пахло хвоей и сырой землей.
Побродив в зарослях и по болотам, охотники подзывали собак и сходились завтракать к шалашу на коровинском покосе. Здесь на небольшой прогалине Лазарь Александрович разжигал костер, полковой врач Федорченко доставал бутылку с водкой, одним ударом в донышко вышибал пробку и при этом всегда говорил:
— Принимать по чайному стакану три раза в день.
Однажды Коровин, садясь к костру, сковырнул каблуком землю и под тонким слоем сероватого песку, нанесенного в половодье, увидал ярко-желтую глину.
— Смотри-ка, — сказал он учителю и поднял щепотку.
Для глины она была, пожалуй, слишком яркой, он растер ее пальцами на ладони, она растерлась легко и мелко и была скользкой, как тальк. Рудый тоже потрогал пальцем эту странную глину, а Федорчеико презрительно махнул рукой и попросил не мешкать с выпивкой. Водка, налитая в оловянную кружку, испарялась, кружка была одна, пить первым ему не полагалось как виночерпию, но вместе с тем и ждать неудобно было — он алкоголик и офицерский чин.
Теперь Коровин понял, почему на этом месте у шалаша не росла трава. Почва была неподходящая. Он стряхнул глину и взял кружку.
— За находку! — сказал, смеясь, Федорчеико.
Лазарь Александрович выпил, поморщился для приличия и передал кружку Рудому. Пока Рудый пил, он снова набрал в руку глины и, плюнув на ладонь, развел ее в слюне.
— Это краска, — сказал он.
— Вот и выкрась ею под хвостом у лошади, — сказал Федорчеико.
— А что вы думаете, Павел Яковлевич, такая вещь пригодится в хозяйстве.
— Бросай завод, открывай москательную лавочку, — сказал доктор.
Вообще-то говоря, у Коровина была давняя мечта — открыть собственный писчебумажный магазин, именно писчебумажный, а не какой-нибудь другой. Он рассмеялся, но собрал немного глины и положил в ягдташ.
— Ничего, — сказал он, — полы покрашу.