Ванька с любопытством смотрел им вслед. Вот пойди догадайся, что с виду такой свойский человек может задать такую нахлобучку. За отца ему было неприятно. Какие бы отношения ни были между сыном и отцом, отец для сына человек, может быть, и не авторитетный, но, во всяком случае, в достаточной мере уважаемый. А тут вдруг ему такую баню устроили.
Лазарь Александрович медленно надел шапку и покачал головой.
— А ты чего рот раскрыл? — заорал он вдруг на сына. — Поставили работать — работай. Нечего ворон ловить.
Сигиденко говорил:
— Я не горняк, я металлург.
Но это и без его заверений было заметно сразу. По штрекам он шел, пригибаясь больше чем надо, но иногда, позабыв, выпрямлялся и основательно стукался кожаной шахтерской каской о крепь, поддерживающую кровлю. При этом он ругался и делал страшное лицо. Вайпулин, усмехаясь в усы, опускал глаза и говорил участливо:
— Осторожно, Иван Ильич, не расшибитесь.
— Почему у вас сплошные шепеля?[14] — кричал Сигиденко и тыкал пальцем в трубы воздухопровода.
Вайпулин разводил руками, освещал карбидкой трубу и, постучав пальцем, печально отвечал:
— Трубы плохие.
С грохотом сыпалась руда в вагончики. Серые от пыли ка́тали матерились у дучков[15], закрывая люки досками. Потом катили вагончики, поминутно останавливаясь, потому что пути были засорены и все время под колеса попадались куски руды; часто вагончики сходили с рельсов, и тогда в штреке раздавалась такая громкая брань, что даже свиста шепелей не было слышно.
На другом участке руду везли на тачках, по доскам, хлюпающим в воде, и опрокидывали над черной дырой, куда с грохотом улетала руда.
Сигиденко смотрел на все это, пожимал плечами, сердился и спрашивал:
— Почему вы откатку не механизируете?
— Пробовали, — печально отвечал Вайпулин. Он подвел Сигиденко к лебедке. — Пытались бесконечную откатку ввести. Ничего не вышло.
— Почему не вышло?
Вайпулин разводил руками:
— Не шло…
Потом Вайпулин повел директора в забой Мысова.
— Вот вы увидите бригадку, — говорил он, — ух крепкий народ. Горы ворочают!
Он открыл вентиляционную дверь, в лицо пахнуло жаром, громко затрещали перфораторы, свист воздуха в шепелях стал оглушающим.
Мысов, голый до пояса, с серой и шероховатой от пыли спиной, мелко трясся, держа у плеча работающий перфоратор. Илюшка Чихлыстов, тоже полуголый, сидел у забоя на бревне и курил.
— Мысов, — крикнул Вайпулин. — Познакомься с новым директором.
Мысов отключил воздух, опустил перфоратор и повернул грязное, рыжебородое лицо. Грудь у него была широкая, мощная, как у памятника, с рыжими, позеленевшими теперь от пыли волосами. Вайпулин положил руку на его плечо и подвел к Сигиденко. Они поздоровались. За Мысовым подошел к директору Чихлыстов.
— Это Илюшка, — сказал Мысов, — мой оруженосец.
Сигиденко понравились эти ребята. Он улыбнулся и заметил лежащую на почве довольно солидную машину с тонкими металлическими ножками.
— Это что такое? — спросил он.
— А это телескоп, — сказал Мысов.
Сигиденко удивился. Нашли где астрономией заниматься…
— Перфоратор системы «Телескоп», — шепнул Вайпулин и добавил громче: — Мощная машина, но, говорят, работать нельзя.
— Почему нельзя? — спросил Сигиденко.
— Тяжелый очень, — сказал Мысов, — мощный-то он мощный, а работать им нет возможности.
— Его установить надо, он станковый, на ножках. А устанавливать некому, да и работать на нем не умеют. Осваивать надо, — сказал Вайпулин.
— Так в чем же дело, товарищи? — сказал Сигиденко. — Надо установить, освоить.
— Все равно воздуху не хватит, — сказал Чихлыстов, — вон, на «джека»[16] едва-едва дает.
— Ну, это ты брось, — строго сказал Вайпулин, — воздуху у нас достаточно.
— Пыль сдувать таким воздухом…
— Ладно, поговори… — сказал Мысов.
Покачивая круглой своей головой в шахтерской каске, Сигиденко пошел назад.
А вечером на руднике стало известно, что новый директор оштрафовал заведующего поверхностью на сто рублей и снял его с должности. Кроме того, в приказе ставилось на вид начальнику шахты, что не использует мощных перфораторов «Телескоп».
Начать техническое переустройство рудника Сигиденко было трудно. В горном деле он был несведущ, а руководящий персонал ничем ему помочь не мог. В ожидании новых технических кадров Сигиденко занялся бытовым переустройством. Решил улучшить быт рабочих и руководящего персонала: самолично обходил бараки, дома, учил людей чистоте и порядку. Он заинтересовался столовой, качеством приготовленной пищи, попытался создать иную бытовую обстановку техническому руководителю. Ему было совершенно ясно, что главный инженер рудника не должен колоть дрова и таскать воду из колодца. Такие мелочи любого человека могут отвлечь от прямых его обязанностей. Сигиденко назначил Коровина на должность дворника и кучера при Вайпулине. Что переживал Коровин — нетрудно представить. Он принял новое назначение как страшнейшее оскорбление: пил, избивал жену, но до поры до времени старался не проявлять своего недовольства. Он ожидал, что за ним последуют другие обиженные или оскорбленные, и тогда будет кому поддержать и его.