Белла берет меня за руки, словно долго ждала этой встречи, и восклицает:
— Джейни!
Меня называли так в детстве, и меня настолько трогает теплота ее тона, что я говорю:
— Беллочка!
Я понадеялась, что нас никто не слышал, но, ведя нас к своему джипу, Ив шепчет: «Белла в своем репертуаре».
Путь к дому — сплошные зигзаги. Джейми наклоняется вперед — между передними сиденьями, — чтобы поговорить с Беллой.
Когда мы сворачиваем на подъездной путь, она выскакивает из джипа, чтобы отпереть ворота. Однако перед этим машет рукой, показывая надпись на стене: «Плавучий дом». Джейми сжимает мне ладонь. Я пытаюсь пошутить, что знаю только семейные дома, но джип уже проскакивает в стиснутый стенами двор.
Дом вытянут в длину и залит солнечным светом, полы покрыты белыми керамическими плитками, из каждого окна видно иссиня-зеленое Карибское море.
Белла показывает нам вид, открывающийся из окна нашей комнаты. Ее речь представляет собой дикую смесь самых разных акцентов.
— Мой отчим — ахитектр, — говорит она. — Окна сделаны по его дизайну, чтобы мы чувствовали воду. Дом прохладный.
Ее гласные и согласные совершенно не разобрать, и любая попытка понять ее равносильна ловле рыбы в зарослях клевера или поискам козлов в океане.
Ив предлагает нам выпить рома или чего мы пожелаем и выносит на веранду поднос. Внизу двор — длинный и крутой, до самой пристани окаймленный цветущими деревьями.
Белла отводит Джейми в сторонку.
— Александра передает тебе сердечный привет, — говорит она.
Пока Ив расспрашивает меня о том, как мы долетели, о снеге, о браслете, который я ношу, я краем уха прислушиваюсь к разговору Беллы с Джейми о близких друзьях, о которых он никогда не упоминал и которые рассеяны по всему свету. Мне приходит в голову, что все мои друзья живут всего в трех штатах.
— Мы поплаваем? — спрашивает Джейми.
— Конечно, — отвечает она.
— Пойдем побултыхаемся, — говорит мне Джейми тоном одиннадцатилетнего мальчишки, что мне в нем и нравится.
Мы облачаемся в купальники — кожа у обоих бледная — и сходим в воду. Чем глубже я погружаюсь, тем сильнее чувствую, что все будет хорошо, прекрасно, великолепно, удивительно. Вода бирюзовая и нежная, и мы с Джейми снова прежние. Подняв глаза, я вижу Ива и Беллу, которые, опершись о перила веранды, держатся за руки. Они машут нам, и это напоминает эпизод киносъемки. Когда я говорю об этом Джейми, он отвечает, что я начиталась латиноамериканских романов и нахожусь под влиянием магического реализма.
— Я вовсе не это имею в виду, — говорю я.
— А что же?
— Что-то в духе фотореализма.
— Живопись, — говорит он.
Я имею в виду лишь то, что кажется, будто они позируют, но продолжаю красочно расписывать лужайку, ведущую к веранде, витки колонн, подобные мазкам на полотне, — и в этом нет ничего обидного для его друзей.
На обед у нас пойманные в здешних водах омары, которых мы поедаем, усевшись на веранде. Белла и Ив почти все время разговаривают друг с другом по-французски. Джейми постепенно втягивается в разговор, как бы ненароком вставляя французские фразы, а когда Ив замечает: «Да ты прекрасно говоришь», речь его начинает литься с поразительной легкостью.
Последний раз я говорила по-французски в восьмом классе, когда познакомилась с зажиточной французской семьей, которая снимала квартиру на четвертом этаже дома возле железнодорожной станции. Помню, что иногда они пользовались лифтом, но чаще поднимались к себе пешком.
— На Рождество мы гостили у родителей Ива, — говорит Белла по-английски, коснувшись щеки Ива тыльной стороной ладони. — Чудесные люди.
Потом поворачивается ко мне:
— Как тебе омары?
— Чудесные, — отвечаю я и только после этого осознаю, что передразниваю ее. Это моя дурная привычка: я подобна тем животным, которые, чтобы выжить, подражают хищникам.
В постели Джейми спрашивает:
— Ну, что скажешь о Белле?
Внутренний голос подсказывает мне: она восхитительна! И я принимаю подсказку.
Он улыбается.
— Так и знал, что она тебе понравится.
Я добавляю:
— Я уже встречалась кое с кем из манекенов.
— Милая, — говорит он и напоминает мне, что они с Беллой — хорошие друзья и потому я не должна быть слишком пристрастной.
Здесь, в темноте, я могу вымолвить:
— Ты прав, извини.
Но в этот момент до меня доносятся звуки, которые обычно издает спящий человек.
Мы едем через холмы по берегу океана. Я сижу впереди с Ивом и разглядываю животных, которые то и дело перебегают дорогу. Похожи на крыс, но с пушистыми хвостами. Ив объясняет, что это мангусты. Они были завезены сюда в начале века из Индии, чтобы бороться со змеями. И они боролись. А нынче… Он отпускает руль и жестом предлагает мне завершить рассказ. Я произношу:
— А нынче весь остров кишит мангустами.
Он улыбается и говорит, что мальчишки ловят их и продают — по пятьдесят центов за хвост.
Когда дорога заканчивается, мы останавливаемся. Теперь я вижу, как здесь сухо и пустынно; то, что я принимала за деревья, на самом деле — кактусы. Ив приготовил ланч на свежем воздухе. Я совсем разомлела от жары и выпитого пива и просыпаюсь, когда Ив начинает натирать мне спину лосьоном.
— Сгоришь, — говорит он.
Джейми в воде. Я встаю, чтобы подойти к нему, но тут рядом с ним выныривает Белла, и до меня доносятся раскаты их веселого смеха.
После душа мы переодеваемся к обеду.
— Знаешь, — обращаюсь я к Джейми, — пожалуй, я тоже буду говорить по-французски.
— У тебя получится, — отвечает он, — если постараешься.
— Приношу свои извинения, если что-то будет не так.
— Это напоминает Шекспира. В какой-то момент он тебя захватывает, и дальше все идет как по маслу.
За обедом я стараюсь, чтобы меня захватила стихия французской речи.
Белла говорит, я перевожу:
— Джеймс, ты глупый мальчишка. Тебе хочется потрогать мои груди, разве не так?
Проснувшись, я обнаруживаю, что Джейми исчез.
Небо затянуто свинцовыми тучами.
На веранде Ив, увидев меня, встает и предлагает чашку кофе.
Я спрашиваю, где Джейми.
— Наверное, пошли с Беллой на прогулку, — отвечает Ив.
Я отправляюсь поплавать. Затем принимаю душ. Потом читаю.
— Денек неважнецкий, — говорит Ив и предлагает съездить с ним в город.
Я наблюдаю, как Ив правит машиной. У него симпатичные морщинки возле глаз. Я понимаю, как он мягок, как неподдельно женственен, словно мальчик, воспитанный старшими сестрами.
Ив спрашивает о моей работе в издательстве. Я рассказываю, что я помощник редактора, а фактически секретарша, но мне дают читать самотек.
Он говорит, что написал роман.
Я спрашиваю, о чем этот роман.
— Я назвал его «Искусство человечности, или Человеческое сердце».
Я плохо слышу из-за ветра, но он смотрит на меня так, словно мы понимаем друг друга, и я согласно киваю.
В Кристианстеде Ив ведет меня дворами старой крепости, которые тянутся вдоль доков. Его ступни при ходьбе развернуты в стороны, как у Марселя Марсо.
Он заводит меня в большой беспошлинный магазин, где торгуют парфюмерией, фарфором, хрусталем и часами. Там он опрыскивает меня духами, нюхает еще до того, как я сама принюхалась, заключает:
— Тонкий, мускусный, чистый…
Когда на моих запястьях, а потом уже и на обеих ладонях не остается ни одного не использованного места, он выбирает один флакон и покупает его для меня.
Тем временем начинается дождь. Ив обнимает меня одной рукой, и мы опять направляемся в сторону пристани — в ресторан.