И — о боже! — сейчас я вспомнила, что как-то раз один пацан в пятом классе сказал мне: «Ты похожа на ту девчонку из четвертого класса. Линди», — и я ему врезала.
И вот она, Линди, — взрослая, уверенная в себе и довольно привлекательная. Кремовая кожа, рыжевато-каштановые волосы того же оттенка, что и у меня, но более густые и более гладкие, без моих тугих кудряшек. Большие карие глаза смотрели на меня с любопытством, словно она тоже пыталась восстановить в памяти события многолетней давности, прежде чем мы обе осознаем их значимость. Мне хотелось остановить мгновение, чтобы рассмотреть ее, впитать в себя ее образ, жесты, голос. Это как у меня, а это нет, в этом она на меня похожа, а в этом не похожа. На левой щеке у нас обеих имелась ямочка. Когда Линди улыбалась, ее десны обнажались, так же как у меня. Она была выше и стройнее и, судя по кожаным сапогам и кашемировому пальто, лучше обеспечена. Кроме того, она отличалась сдержанностью и почти чрезмерной вежливостью, что не позволяло мне броситься к ней в объятия и забормотать, как долго я ждала этой минуты и как это неожиданно, что именно она оказалась моей сестрой.
Она снова произнесла:
— Нина Попкинс!
— Линди Уолш! — вторила я.
И мы обе разразились удивленным смехом.
Линди обняла меня, стараясь не прижиматься. «Пожалуйста, никаких сентиментальных сцен. И никаких душещипательных признаний», — словно говорила она.
Сестра Жермен всплескивала руками и кудахтала о том, как мы похожи.
— Вы знакомы? Поразительное совпадение! Но иногда такое случается!
Потом она указала нам на мягкие кресла возле столика, на котором стояли серебряный чайный сервиз и блюдо с печеньем. Мы улыбнулись и сели. Линди была в длинном бежевом джемпере и черных шерстяных брюках. Она носила золотые украшения. Иисус улыбался со стены, он выглядел сегодня особенно довольным, собирая под деревом ребятишек.
— Я оставлю вас на несколько минут, пойду принесу ваши личные дела, — сказала сестра Жермен, выходя из комнаты. Мы с Линди повернулись друг к другу, и, хоть убей, я не могла придумать, что сказать.
Линди начала снимать несуществующие ворсинки со своих брюк. Лицо ее было скрыто волосами, сияющими в свете лампы. В горле у меня встал ком.
— Я испекла тебе пирог, — проговорила я, и после этого мой язык словно развязался, и я уже болтала без передышки. — Черничный. Конечно, сейчас приходится использовать замороженные ягоды, но летом я пеку со свежими, моя мама, моя приемная мама, научила меня укладывать поверх решетку из теста, и когда я заходила сюда, то поскользнулась на ступенях, и решетка немного съехала, и мне пришлось сидеть там и поправлять ее. Поэтому я и опоздала, если тебе интересно почему. Честно говоря, у меня иногда все из рук валится, особенно во время таких событий… значительных. Понимаешь?
— Не волнуйся, — успокоила меня Линди. — Отличный пирог. Спасибо, что испекла его для меня.
— Так, значит, мы сестры! — воскликнула я. — Боже мой, просто не верится, что я тебя нашла. И оказалось, что мы знакомы! Просто в голове не укладывается, что все это время мы знали друг друга…
— Да. В самом деле невероятно.
— Ты все еще живешь в Нью-Эшбери? — поинтересовалась я.
Нет-нет, не там. Она переехала в Брэнхейвен, когда вышла замуж.
— Ну надо же! А я живу в Ойстер-Коув! Мы почти соседи!
— Да, совсем рядом, — кивнула Линди. — А в Ойстер-Коув у меня салон.
— Правда? Как он называется?
— «Уголок рая».
— О! — воскликнула я. — Я тысячу раз проходила мимо. — Я улыбнулась и коснулась ее руки. — Знаешь, я помню, как ты плакала в школе и я отвела тебя к монахине. Сестра… сестра Бернадетт, кажется. Помнишь ее? На игровой площадке? Ты, наверно, забыла…
— Я всегда по какому-нибудь поводу плакала. — Она поправила упавшую на глаза челку. — Как же я ненавидела школу! Думаю, монахини всегда за что-то сердились на меня.
— Тогда ты занозила руку на качелях. Но ты была такая милашка. А форма всегда на тебе висела.
— Наверно, это было платье моей старшей сестры. Я постоянно донашивала чью-то одежду. — Линди поерзала в кресле и выразительно закатила глаза.
А, конечно, теперь я вспомнила. У нее же была старшая сестра. Я невольно почувствовала болезненный укол ревности. Потому что у меня младших сестер не было.
— Эллен Уолш, — сказала она. — Помнишь ее? Она училась, наверно, на один класс старше тебя. Мои родители удочерили сначала ее, потом меня и, видимо, только после этого узнали о сексе, потому что в следующие четыре года у них родились четверо собственных детей, все мальчики. Затем, полагаю, они выяснили, как прекратить этот поток, потому что к тому времени дети уже заполонили весь дом.