— Слышишь меня? Выжми сцепление!
Автомобиль дернулся. Она резко вдавила педаль в пол, и мотор взревел. Как только парни, потные, смеющиеся, ввалились внутрь и захлопнули дверцы, Тилтон крикнул:
— Давай! Вперед!
Она старалась ехать медленно, но ему не терпелось:
— Быстрее! Черт, впереди машина! Дави на газ!
Вдруг Фиби чуть не выпустила руль из рук, ошарашенная неожиданно пришедшей ей в голову мыслью: что, если нам просто… сбежать из города? Сегодня! Уехать прямо сейчас! Наверняка эту идею Вселенная послала ей уже давно, но осенило Фиби только сейчас, как раз вовремя. Как она раньше не догадалась: сбежать! Можно прямо втроем. Они поедут на побережье и дальше — в Мэн, возможно в Канаду. Позже она позвонит сестре и договорится, чтобы та привезла к ним Кэт. Сестра будет рада передать девочку матери.
— Тилти, послушай… — начала Фиби.
Он посмотрел на нее, и ей показалось, что он увидел, как в ее душе не на жизнь, а на смерть сражаются ненависть и надежда.
— Детка, ты можешь ехать быстрее?! — Тилтон не дал ей договорить.
И вдруг раздался грохот, вслед за ним — оглушительный крик. Перед глазами завертелись яркие огни, а потом словно кто-то выдернул гигантский шнур электропитания, соединяющий ее с миром, — все погасло…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Тридцать пять лет спустя
НИНА
Наутро после похорон матери, прежде, чем я сняла постельное белье с ее кровати, и раньше, чем поняла, смогу ли без нее жить, я вошла в кухню, достала из холодильника пятнадцать блюд с запеканками, по очереди выскребла их заплесневелое содержимое, вынесла всю эту кашу на задний двор и вывалила на снег.
Это был самый радостный момент за несколько недель. Даже месяцев.
Сочувствующие люди приносят еду в дом умирающего как знак соболезнования. Среди моих близких считается великим грехом отказываться от этой традиции, и я была благодарна им за подношения. Но мы не могли всего этого съесть, и теперь громоздившиеся в холодильнике пирамиды из «обиженных» запеканок словно бы молчаливо обвиняли меня в пренебрежении.
Я стояла во дворе под синим февральским небом и смотрела, как макароны, ветчина, лунная фасоль, кусочки тыквы и неопределенная красная субстанция падают в сугроб и создают абстрактную живописную композицию. Одно маленькое желтое блюдо выскользнуло у меня из рук, отскочило от перил крыльца, упало на лед возле мусорных контейнеров и разбилось на множество фрагментов.
Я проводила его бурными аплодисментами, достала телефон и сфотографировала инсталляцию на сугробе, сияющую красными, бежевыми и зелеными пятнами.
Отправила ее своему бывшему, Дэну, и подписала:
«Когда кто-нибудь умирает, люди приносят всякую гадость, а я сделала из нее произведение искусства».
Ответ пришел сразу же:
«Ты же знаешь, что Джулии не нравится, когда ты пишешь мне с утра пораньше».
«Какая неприятность! — напечатала я. — Надо было подумать об этом раньше, когда она начала встречаться с женатым мужчиной».
Он напомнил:
«МЫ С ТОБОЙ НЕ ЖЕНАТЫ, НИНА».
А я ответила:
«Но БЫЛИ», — и выключила телефон, чтобы не читать нравоучений Джулии о том, что я веду себя непристойно и не могла бы я уважать границы, которые они с Дэном пытаются установить.
На прошлой неделе от этой змеи пришла такая тирада:
«Мы проявляем терпение, поскольку знаем, что твоя мать умирает, но прошу тебя уважать наше личное пространство».
Я прошлась по безмолвному дому — именно безмолвному, если не считать голосов, раздающихся из соседних квартир. Обычные люди начинали обычный день, даже не догадываясь, как им повезло, что они живы.
Было двадцать две минуты восьмого, и в это время мы с мамой обычно пили первый за день коктейль здоровья. Мы лежали на ее арендованной в больнице кровати, стоявшей возле венецианского окна, и смотрели программу Кэти Ли и Ходы,[1] пока не начинался какой-нибудь серьезный сюжет, напоминавший маме, что мы мало смеемся. Она решила лечить свой рак в четвертой стадии смехом и зелеными смузи. Дремотные дни вяло перетекали один в другой, фильмы Мела Брукса шли сплошной чередой, неотличимые друг от друга. Мама называла это «Раковым каналом».
Ближе к концу она стала непохожей на себя, сделалась невероятно откровенной, и я подозревала, что о некоторых эпизодах своей жизни в здоровом состоянии она никогда бы мне не рассказала. Словно пропали какие-то фильтры. Например, я узнала, что у нее до замужества был секс с одним ее сослуживцем. Это произошло на вершине холма в его машине. Все случилось крайне неловко, но хуже всего было то, что ее трусики завалились под переднее сиденье, в темноте любовники не смогли их отыскать, и маме пришлось идти домой без них, а на следующий день кавалер принес их ей на работу в коричневом бумажном пакете вроде того, в котором носят в школу обед.