Трудно сказать, что мог бы на это ответить Кэссин, ибо ответить он не успел. По стене внезапно прошла легкая рябь, радужная и прозрачная, как тень от мыльного пузыря. Потом стена сдвинулась в сторону, словно занавесь, и в ее проеме возник давешний слушатель Кэссина. Одной рукой он отодвигал стену, а другой приподнимал над собой струи дождя.
Сердце у Кэссина так и замерло, а потом рванулось и забилось часто-часто. Пересохшие губы сейчас лопнут под напором крови... даже странно, что никто не замечает, как она колотится во внезапно отяжелевших пальцах, будто хочет выплеснуться наружу, вырваться вместе с сердцем вон из глупого неповоротливого тела, которое никак не может сделать шаг навстречу, словно окаменелое.
- Вы... пришли... за мной? - прошелестел Кэссин непослушными губами еле слышно.
Маг утвердительно наклонил голову. Стена за его спиной медленно заращивала проем. И вскоре лишь несколько темных пятен указывали, где он был недавно, - там, где ее коснулись случайно занесенные ветром капли дождя.
- Я... готов, - сипло выдавил Кэссин и шагнул вперед. Гвоздь поймал его за руку.
- Так дела не делаются, - возразил он и обернулся к магу. - Добро пожаловать в Крысильню.
Лишь когда Гвоздь отдал гостю поклон, Кэссин и сам сообразил,: что следует поклониться. Он резко перегнулся - словно куклу за веревочки дернули. Где уж ему до Гвоздя! Кэссин так же резко выпрямился, досадуя на себя: никогда ему не суметь поклониться так, как Гвоздь, с неспешной ленивой насмешливой грацией - почтительно, но не подобострастно. Как равный - равному. Гвоздь самому королю поклонился! бы как равному. И король не нашел бы поводов для недовольства. Как; не нашел их и маг. Он ответил на поклон всего лишь кивком - но медленным и уважительным.
- Негоже отнимать кровь, не возместив вином, - строго произнес слегка побледневший Гвоздь.
Кэссин поперхнулся и закашлялся.
Когда в обучение отдают кровного родича, будущий учитель обязан своими руками налить его родне по чаше вина каждому. Кровью земли возместить кровь, уходящую из семьи. Но у Кэссина нет семьи! И Гвоздь ему никакой не родственник! И какой же небывалой наглостью надо обладать, чтобы указывать магу, что годится, а что не годится!
Но маг, похоже, не разгневался.
- Прошу прощения, - произнес он с улыбкой. - Я и не знал, что он вам родственник. Не то непременно захватил бы вина с собой. Конечно, если родственник...
У Кэссина перехватило дыхание: да что Гвоздь себе позволяет! Гонять мага за вином, как последнего из побегайцев! А если маг оскорбится? А если уйдет - и не придет больше? И Кэссин из-за шуточек Гвоздя упустит такую возможность... второй раз такой не представится, и не надейся даже!
- Младший брат, - спокойно заявил Гвоздь. - Ума, конечно, невеликого, да что поделать, если такого судьба послала. А вином мы и своим обойдемся. Лишь бы вино было да кому пить.
Он обернулся к замершим от восторженного ужаса побегайцам и рявкнул совершенно уже другим голосом:
- На стол собирайте, живо!
Вот когда пригодились запасы "на черный день"! Маниакально предусмотрительный Гвоздь настаивал, что припасенной в Крысильне еды должно хватать дня на три самое малое, и припас этот постоянно обновлялся: даже в дождь он каждодневно гонял кого-нибудь из побегайцев в лавочку, не позволяя истреблять запас, ничем не восполнив. От выходов под тяжелые отвесные струи дождя был избавлен только Покойник. Остальные бегали за покупками, ворча, что Гвоздь, не иначе, боится с голоду помереть - а может, едва не помер когда-то, раз не может помыслить и день провести возле пустой кладовой. Может, так оно и было. А может, и нет. Главное, что Гвоздь, как всегда, оказался прав. Если бы не его запасливость, кому-нибудь пришлось бы сейчас колотить в двери всех портовых лавок - и еще неизвестно, открылась бы хоть одна из них среди ночи или нет. А до Ночного рынка еще добраться надо, и опять же неизвестно, торгует ли там хоть кто-то в такую погоду. Навряд ли. А теперь торжествующие побегайцы опрометью бросились исполнять распоряжение - есть чем накормить нежданного гостя. И не просто гостя, а мага!
Гвоздь опустил Кэссину руку на плечо.
- А ты что стоишь, словно на якоре?
- Пусть его, - вступился Покойник. - Это ведь его проводы.
- Вот именно, - нахмурился Гвоздь.
Маг снова улыбнулся и смолчал.
Его проводы! В висках у Кэссина стучало, как если бы он только что поднял непосильную тяжесть. Его проводы! До смертного часа он будет вспоминать Гвоздя с благодарностью. Не швалью подзаборной уходит он из Крысильни - его проводят как должно. Пусть видит маг, что не кого попало берет себе в ученики - есть кому проводы устроить. Его проводы!
- Сейчас, Гвоздь, - весело тряхнул головой Кэссин. - Я мигом! Он бросился на помощь остальным побегайцам, не оглядываясь, и не видел, как Гвоздь усмехнулся ему вслед.
- Надеюсь, вы нашим вином не побрезгуете? - еще донесся до него спокойный голос Гвоздя, а потом и ответ мага:
- Ни в коем случае.
Кэссин расставлял глиняные чашки для вина, не чуя ни рук, ни ног. Кастет негромко окликнул его, и Кэссин едва не грохнул от неожиданности всю посуду. По случаю праздника обошлось без подзатыльников, одной язвительной нотацией, но Кэссина она не огорчила. Огорчало его только одно: слишком мала Крысильня, чтобы вместить в себя его восторг, слишком мало народу сидит за столом и глядит на его торжество! Обычно редкий вечер в Крысильне проходил без посещения портовых сторожей: куда как приятно дать отдых усталым ногам, побраниться с шустрыми мальчишками, послушать занимательную историю, а то и хлебнуть вина на дармовщинку. В такой ливень можно было ожидать, что сторожа дневать и ночевать станут в Крысильне, а вот поди ж ты - словно под землю провалились! До чего же обидно, что ни один из них не зашел на огонек, что никто в порту не увидит, как провожают побегайцы будущего ученика мага!
Вино Гвоздь поставил на стол собственноручно: огромный запечатанный кувшин из черного фарфора - пусть и не такое редкое и дорогое вино, как то, что пили побегайцы в памятную им ночь прихода призрачной собаки, но тоже недурное на вкус. Маг окинул кувшин взглядом знатока, удивленно и удовлетворенно хмыкнул, сломал печать и прошел вдоль стола, щедро плеснув в каждую чашку. Последним его ждал Гвоздь с двумя чашками в руках: одна предназначалась магу, другая - ему самому. Потом Гвоздь сделал резкий кивок, и по этому сигналу побегайцы лихо вскочили и выпили вино. Не пили только Кэссин да маг: тот, кто возмещает отнятую кровь, и тот, чья кровь уходит из рода.