Она аккуратно поставила поднос на столик, направилась к выходу.
Даже теперь Митя не повернул головы.
Продал душу Сатане, подумала Карина. Дерьмовый мужичонко.
Кабинет Мити обращен широченным до пола окном на набережную, виден край мясокомбината.
В углу на массивном письменном столе с мраморными вделками ласково сияет жидкий экран монитора. За монитором фотография: Митя, Валера и Костя в обнимку у дверей клуба.
Не делай то, что тебе не нравится, думал Митя, когда немецкий форвард рванулся вперёд с левого фланга и остро навесил на штрафную французов.
Не суетись: всё придёт. Будь бодр и осмотрителен — улыбнулся он, когда французский защитник выпрыгнул и выбил мяч головой.
Лучше всего получается то, что нравится.
Его глаза отсвечивали в хрустале кубков двумя маленькими футбольными полями с бегающими разноцветными фигурками.
Тоскливо проколоколил телефон. Митя сморщился: полузащитник французов кинжально прострелил во фланг под набегающего форварда, и тот на опережающих скоростях ворвался в немецкую штрафную.
— Аллё? — в раздражении снял трубку.
— Это я, — голос Валерия.
— Да, привет… чё случилось-то?.. я футбол смотрю…
— Костян объявился…
— Где?
— Не телефонный разговор… давай подъеду: ты у себя?
— Давай… только быстро: у меня в пять с Макарычем назначено.
Митя нажал клавишу и озабоченно разглядывал поднос.
Немцы контратаковали дважды, и вторая контратака завершилась взятием ворот французов после длинного навеса нападающим во вратарскую. В борьбе на 2-ом этаже кто-то ударил французского голкипера по голове локтем, и тот, оказавшись в нокдауне, не смог дотянуться кулаком до мяча.
Но Мите эта тема уже не пёрла.
— К вам Барсуганов, — доложила по громкой связи Карина.
— Да, да, впусти его…
Экран погас, Митя достал балантайн и проверил наличие льда в баре.
Раскрылась дверь.
— Здоров.
— Здоров… ну чётам?
— Чётам… Объявился Костян, говорю… звонил мне.
— Ну, ты изложи по порядку.
— По порядку… Короче, давай от печки. Тут с месяц назад бензоколонку ограбили, слыхал?.. в новостях сообщали.
— Это за переездом что ли? Это недели 2 назад было, по-моему…
— Ну, может, и позже… не важно, — Валера опустился в кожаное кресло, вынув из коробки сигару. — Так вот, там всё началось с того, что в магазин вошёл голый мужик, лысый, и весь в порезах, и пригрозил оторвать всем хуи… и бабам матки выдрать, и охранника это самое… по башке — и ствол у него забрал.
— И это Костик был, что ли? А кто ж стрелял?
— Да он, видимо, и стрелял… там бензин в цистерне взорвался, а его, короче, машиной сбило… когда на шоссе он выбежал.
— На шоссе? Это он по телефону рассказал тебе?
— Ну, а я тебе о чём! Звонил сегодня утром, часов в 7 на мобилу: разбудил. Он в больнице…
— Это он тебе сказал?
Митя опрокинул напёрсток.
— Ну да… его тогда тачка сбила… просекаешь? И водила той тачки, короче, отвёз его на больничку, и бросил там у ворот, и уехал.
— Это он тебе так сказал?
— Ну! Он сказал, что очухался у дверей больницы. И не мог почти идти, и сдался санитарам. А его еще долго принимать не хотели… потому как голый и с топором. Залёг на больничке, сечёшь?
— Что за больница?
— Он сказал, 67-я. Боишься инфекций?
— Опасаюсь, — Митя протянул ему массивный стакан вискаря. — Будь здоров.
— Ты тоже не кашляй…
Выпили.
— Ну чё, поедем?
— К нему-то?
— Ну да…
— И чё?
— Чё… заберём его. А потом отвезём на спортбазу, наверное… ну и… этсамое… живым он теперь нам не нужен. Дундыря вон возьмём на всякий пожарный: он не застучит.
— Тебе почём знать?
— Дундырь проверенный.
— Ладно… Тут, понимаешь, вот какая странность… я сразу сказал ему: мы приедем с ребятами, заберём тебя: полежишь у Макарыча, раны подлечишь. И мусора не найдут: мы тебе ребят в охрану поставим. А он мне: вам, со мной, пацаны, нельзя общаться — от радиации сдохнете.
— О как…
— Сукой буду, так и сказал. Вот. А мне Жорик заметку по и-нету пересылал насчет происшествия на бензоколонке этой… и там выжило несколько человек: один сразу уехал, другой еще что-то… охранник тоже выжил, кстати. И у всех у них нашли симптомы лучевой болезни, прикинь. И на самой бензоколонке счётчик там у них зашкаливал. Я, конечно, подумал, что фуфло это…
— Да 100 в гору, фуфло… Слушай, я вот, только никак не пойму: почему же, если это Костя ограбил бензоколонку, его по больницам не искали? Ведь проверяли наверняка. А он поступил как раз в ту ночь. С топором, и голый. Неужели не сообщили куда следует?
— Это мне, признаться, и самому не ясно… — пожевал сухие губы Валера, — получается, никто никого не искал? Дело-то вообще завели?
— А я знаю?
— Так разведать надо всё. И быстро. А то он может нас не дождётся и слиняет… он мне говорил, что чувствует себя вполне уже нормально, даже хорошо. И ещё сказал: называй меня Румбо. Прикидываешь?
— Как? Румбо?
— Да. Он и в тот раз, когда из проруби вылез, молол тоже самое, помнишь?
— Ну, я решил, что у него белая.
— Белая, красная… он говорил: меня зовут Румбо, номер кузова такой-то, и я вернулся из Ада, с тем, чтобы ввергнуть вас в Ад. Я это хорошо запомнил. Еще попенял ему: что ж ты, дескать, против Господа нашего вписался? И он мне в рыло тогда закатал… неожиданно так: я даже не успел среагировать. И сказал еще: подставь теперь другую щёку. Вот тогда я и понял, что не Костян это. Другой кто-то.
— Я Костика давно знаю: он с детства злой, — Митя задумчиво хмыкнул, — и руку себе жёг тогда — помнишь? Это же психом быть надо, и тем более, 9 секунд вытерпеть.
— Но мы ж тоже жгли, — напомнил Валера.
— Жгли… ёптеть, когда это было… кажется — вчера, а потом подумаешь как следует: вечность, на самом деле. Мы все были крейзи. Отморозки. Но крыша не встала на место только у Костика.
— А сейчас ты кто? Бизнесмен, что ли? гы…
— Да. А что? Деловой человек, типа того. Предприниматель.
— Ну вот что, предприниматель… давай тогда побыстрее предпримем что-нибудь, чтобы переправить нашего кумира народного обратно на тот свет, где ему и место. А то вернулся, понимаешь… Кому он тут нужен теперь со своими подвигами… я ему так и сказал, кстати… а он мне — знаешь чё?
— Ы?
— Он сказал: мы будем всегда возвращаться. Возвращаться, чтобы подтолкнуть глобус.
— В смысле? Это стёб какой-то, что ли?
— Я, Мить, не понял… думаю, это крышу ему рвёт не по-детски. Скоро сердца пожирать начнёт. Нечистое дело это… сатанизмом попахивает.
— Чего?
— Того… он сказал, что дышит кровью. И пьёт кровь из сердец, и отрыгивает сажу. А костяк его — в его состав теперь входят какие-то радиоактивные соли, и он, короче, фонит как Чернобыль, и чтобы мы близко к нему не подходили, так он сказал мне, Мить.
— Мда… песец, мальчик допрыгался. А 67-я больница — это не дурка, часом? Тогда всё объясняется: в дурке менты искать не будут.
— А когда чел голый стучится в дурку с топором, они про это не сообщают куда следует, думаешь?
— Я, Валера, не знаю: я в дурке не работал. Бери макарыча, а я возьму батин ТТ.
— Ты давно им пользовался? Не склинит?
— Вчера на мясокомбинате пристреливал. Выбивал глаза свиным тушам.
— С какого расстояния?
— Да шагов с 30-ти…
— Ну, тогда и Дундырь нам не нужен. Вспомним молодость: ведь хуле нам, красивым бабам?
— А я её никогда не забывал, — задумчиво заметил Валера, загоняя обойму в рукоять пистолета. — А ты? Не звонит тебе больше? Не пишет?
— Я же сказал тебе: я — деловой человек, предприниматель.
— А, ну да… секретарша у тебя, кстати, сочная… как её…
— Карина.
— Ага. Я б её отжарил. Сможешь устроить?