Выбрать главу

Уж открыла бы.

— Эй! — Румбо стукнул лезвием в дверь, — девушка, откройте: мне плохо!

Дверь отворилась.

В несвежем белом халате и зелёных штанах стояла 3оя.

Взглянула на него вскользь, словно 5 минут как расстались, бросила буднично:

— И сюда добрался, надо же. Ну, чего стоишь? Проходи, — она включила свет, завела его под руку, завозилась с засовом.

Стоял, не понимая, что происходит.

— 3ой, слушай, э… вот так встреча! Я так часто тебя вспоминал…

— Надо же. А я тебя — ни разу.

Неловкая пауза.

— Всё шутки шутишь? Не может такого быть, чтобы ни разу…

— Отчего ж не может? Чем ты такой особенный?

— Как то есть, чем?.. забыла, как мы с тобой…

— Мы с тобой? Что мы с тобой? — она смотрела на него не зло, но как-то отстранённо, словно задумавшись о чём-то своём.

— Что мы с тобой?!.. мы с тобой… да я имел тебя, если хочешь знать! — Румбо схватил её за руку.

— Ты чего, сдурел?.. щас врач пойдёт, увидит, попалит… — она вырвалась, отступила к стене.

— 3ой, кончай дурить… какой на хуй врач?

— Какой, какой… такой… начальник мой, вот какой.

— Люцифер, что ли?

— Сам ты Люцифер… ты чего пришёл вообще? Ты видел, на кого ты похож? В зеркало на себя смотрел?

— 3ой, меня машиной сбили.

— Кости целы?

— И я радиоактивен.

— А вот это мне до пизды. Я от тебя детей рожать не планирую. — она гадко хихикнула.

— Да что ты?..

Румбо снова приблизился, и медсестра отступила:

— Ты чего… изнасилуешь меня здесь, что ли?

— Да. Именно: изнасилую.

— А бомба?

— Чего?!

— Ядерная бомба. Ты не знал? Она взорвётся. Взорвётся, когда мы кончим, понимаешь? Я — её вторая половина.

— Отчего ж мы раньше с тобой не взорвались? — прошептал, облизав пересохшие губы.

— Заряд не накопился. Чтобы реакция пошла, нужна критическая масса. Когда ты прыгнул в прорубь, ты был ещё слаб. Но с каждым испытанием становился сильнее. В Раю я уже не рискнула отдаться тебе. А когда ты из пепла воскрес светящийся — ну, тут уж без вариантов… Так что давай-ка, друг, вали отсюда подобру поздорову. Я пожить ещё хочу, поебаться власть; детей родить, быть может… Не д0пит мой стакан последний.

Молчание.

Стук часов на стене.

— Это что, стихи?

— Стихи.

— А дальше?

Она смутилась, или сделала вид смутившейся.

Посмотрела на него озорно, как прежде:

— Не допит мой стакан последний, И не докурен косячок. Не допоказан палец средний: Гуляй, наивный морячок. Красавиц сердце жми в ладони, Жидов сварливых разоряй, Ебись, покуда похоть гонит: Лишь в ебле рай; да, в ебле — рай. Руби сплеча в кровавой драке, Жми на педаль, рванув рычаг. Срывай созвездий алых маки, Елду размеренно дроча. И упивайся болью этой. И кровоточь, и мозгоблюй. Пусть все увидят те ракеты, Что мчат нас в космос, в рот им хуй. Пусть восхитятся. Пусть засвищут В пожаре горестном ума В лесах забвенья пусть поищут: Там, где тюрьма, там и сума. Летите, юноша, ко звёздам. Слагайте, юноша, стихи. Не вздумайте лишь портить воздух Пред тем, как примете стрихнин.

— Складно… — Румбо улыбнулся, — кто автор? Ты?

— Нет… это один местный больной написал.

— Бляха-муха, что за больной такой? Новый хахаль твой, что ли?

— Не надо пошлости, Костя.

— Как ты меня назвала?

— Костя. Так тебя звали до того… до того, как ты меня встретил.

Молчал опять.

В голове гудело.

— И вот что я тебе скажу: вали-ка ты отсюда подальше. Баб одиноких кругом полно: спрос на тебя будет. Ты хоть и радиоактивный, но не под черножопых же приличным бабам ложиться? А ебать ты мастак, это я помню. У меня, если хочешь знать, при виде тебя трусы сразу намокли…

— Слушай, а давай это… подрочим друг на друга, а? Раз нам иначе нельзя…

— А ну, не дури, — она схватила его за запястья, — хуй её знает, как эта бомба работает. Рисковать мы не будем: я так решила! Тема закрыта, точка. И уезжай, я прошу тебя. Так нам обоим будет легче.

— А ты… ты что, хочешь сказать, ты здесь жить останешься? — насмешливо высвободился.

— А почему нет?..

Стрелка настенных часов щёлкнула.

— Ты что, сука, издеваться надо мной вздумала? — почесав в паху, тихо поинтересовался Румбо.

— Отвали, я сказала. А то хуже будет! — она вдруг брызнула ему в лицо газом из баллончика и пронзительно засвистела в свисток.

Он успел заслониться.

Сопротивляться не хотелось: к чему?

Топот, брань, грубые объятья санитаров.

Он обвис на их жёстких суетливых телах.

Было больно, но боль отошла на второй план, словно не его в гематомах и ссадинах волокли по больничному коридору, кололи иглами, успокаивали, укладывали на каталку и везли куда-то.

Всё это уже было, но когда? В какой-то из прошлых жизней? Раньше? Позже? Ещё раз? Кто закроет глаза мои, твари? Кто укажет мне путь к алтарю? В бесконечном кровавом кошмаре Я как демон столикий парю. Неподсуден я вашим законам. Невменяем петле палача. С благодарности низким поклоном Я на ветер ложусь, хохоча, И лечу сквозь ненастье и стужу, Сквозь года, не щадящие плоть. Высота мою голову вскружит: Дух не в силах она расколоть. Так с проклятий неистовым матом Сберегу я, что должен сберечь, И под грохот стального набата Примет демона звёздная печь.

Он очнулся с ватой в голове и непослушным телом.

Ощупал повязки, вдохнул сладковатую вонь: больница.

Первым делом: найти её.

Встал, прихрамывая дошёл до приоткрытой двери туалета. Закружилась голова: опёрся рукой о батарею. Горячая? Неясно: настройка ощущений сбита.

Вышел в коридор, но сразу несколько человек в белом, что сидели в освященном помещении за стеклом уверенно двинулись навстречу.

Ещё слишком слаб: покалечат.

Остановился, устремив в них лучи из багровых зрачков, но энергии не хватало: санитары получили дозу, но, будучи на адреналине, продолжали движение.

Вернули под руки в палату.

Опять внутривенно.

Отрубился.

Пришёл в себя ночью.

Холодное сияние лампы дневного света над соседней кроватью.

Встал, размял конечности.

Итак, она отказалась от него.

С одной стороны, спасся от смерти, но с другой…

Она смогла отказаться: значит, не так он ей был и дорог.

Она смогла отказаться: она выбрала жизнь.

Значит, не любит она его больше жизни, и не роман у них был, а непродолжительный контакт гениталий.

Не воспламенил он в ней страсть: ушла к мужчинам из завтра.

Вечно молодая, вечно хотящая.

Половина бомбы.

Половина бомбы — это 3оя, а половина женщины что означает? Четверть?

А ведь он ебал половину женщины.

Но раз так легла карта, значит, в планах Ада и эта развязка была предусмотрена?

На следующий день он незаметно выскользнул из палаты и принялся за поиски, но тщетно: 3оя исчезла.

Вот тебе и раз: встретил — и тотчас потерял.

И даже не в Красной Комнате.

Что ж, пойти в город искать её? Остаться в этом пошло-придурковатом мире гонщиков-зомби и ядовитых жаб?