Теперь заправим нашу кашу сентиментальностью по вкусу и поперчим научными терминами для остроты. Не беда, если вы в школе выше «удовл.» по точным наукам не имели. Математика давно стала сродни оккультным наукам, а физики, как и сто лет назад, не знают, что такое электрон. А если полет происходит еще и на сверхсветовых скоростях, при сверхнизких температурах и сверхвысоком давлении под- или надпространства, то с нас, фантастов, взятки абсолютно гладки. Только не увлекайтесь подробным описанием работы всяких космических механизмов. Читатель сейчас не обладает тем долготерпением, что было у него в времена Жюля Верна, и может запросто уснуть, если на протяжении доброй половины рассказа космолетчики объясняют друг другу принцип работы и внутреннее устройство корабля, на котором летят вместе вот уже десять лет.
Рассказ можно назвать как угодно. Например, так:
Длинная блестящая стрела стремительно вспарывала пространственно-временной континуум. Кварковый реактор с нейтринным инженером на медленных фотонах бесшумно всасывал пустоту и лишь изредка по-детски всхлипывал, пытаясь раздробить флуктуации плотности. В необозримом четырехмерном чреве корабля пустота рвалась, сжималась, пережевывалась в могучих жерновах мюонных полей и, обессиленная, отлетала далеко за корму. Там она запоздало возмущалась, свивалась в тугие воронки, пульсировала и разбегалась во все стороны длинными гравитационными волнами, едва ощутимо покачивая корабль. Корабль был похож на огромного кальмара, несущегося с немыслимой скоростью в океане пустоты.
Краша стояла на капитанском мостике, скрестив на груди тонкие руки с длинными нервными пальцами пианистки. Сквозь подошвы космобутс она чувствовала легкое подрагивание палубы, которое передавалось всему ее телу, и от этого казалась себе слитой с кораблем воедино. Так оно и было. Долгими месяцами циклическая система жизнеобеспечения корабля кормила, поила, обувала и одевала капитана, а дважды в неделю даже делала маникюр. Корабль был для Краши домом, надежно защищающим от безжалостной радиации и несущим к звездам.
Сзади, за кормой, звезд видно не было, только пронзительная чернота вечной ночи. Звезды всей Вселенной собрались по курсу корабля в идеально сферический сверкающий комок. Умом Краша понимала, что это всего лишь релятивистский эффект, зримое подтверждение правильности преобразований Лоренца, но чувства… Краша даже шагнула вперед, завороженная необузданной игрой красок, но, коснувшись лбом иллюминатора, тряхнула коротко стриженной копной огненно-рыжих волос и поспешила в ходовую рубку.
Щелкали реле, по-домашнему уютно гудел силовой трансформатор, на экране центрального визора то одним, то другим боком кокетливо поворачивалась изящная фигура Лиссажу, любимца капитана. Все было в порядке. Как всегда.
Краша села в кресло, привычно провела ладонью по гладкой выпуклости бортового Мозга, где под матовой поверхностью белыми и голубыми змейками пробегали мысли.
— Моз, а Моз, — тихо позвала она.
— Я здесь! — бодро откликнулся не любивший долго оставаться в одиночестве Мозг.
— Что-то мне не по себе…
— Что случилось?
— Какое-то томление, предчувствие, ожидание…
— Ожидание беды, предчувствие опасности? — деловито осведомился Мозг.
— Нет, не то.
А томление сладкое? — вкрадчиво спросил Мозг.
— Пожалуй… Да, сладкое, очень сладкое! — обрадовалась точному определению Краша. — Что бы это значило?
— Любовь!
— Тьфу на тебя! — возмутилась Краша. — С тобой как с человеком, а ты… Просто в рационе нужно убрать мясо и добавить хлореллы, понял? Как там у нас с энергией?
— Пока хватает, но можно подзарядиться. Я рассчитаю курс на ближайший пульсар, — отрапортовал Мозг, решив больше не возвращаться к теме томления.
Отдельные змейки мыслей слились в цветной хоровод.
— Расстояние три парсека, отклонение пи пополам. Совершать маневр?
— Не надо, так долетим, — рассеянно сказала Краша, перелистывая подарочное издание любимых таблиц Брадиса.
«Сказанул же! — думала она. — Любовь! Стареет Моз, стареет. Во время ближайшей профилактики нужно вычистить у него эти романтические бредни из левого полушария и заменить транзисторы в выходном каскаде».
— Как думаешь, станция на Проксиме еще держится?
— А куда, ж ей, железной, деваться? — фривольно брякнул Мозг, но спохватился и по-уставному доложил: — Станция АБВ-5 типа «Хатка» рассчитана на прямое попадание метеорита весом с наш корабль и скоростью в половину абсолютной!
— Я не о том, — Краша устало провела рукой по лицу, — своки активизировались.
— Своки совершенно безобидны, — возразил Мозг.
— А «Вымпел»? Как ты объяснишь его гибель? Займись-ка ты лучше изучением сводок, а не романов.
Мозг молча проглотил упрек.
— Вероятно, нарушилось равновесие между своками и людьми, — сказал наконец он. — Какая-нибудь случайность…
Краша задумалась. Равновесие… Состояние в Космосе редкое и неустойчивое. Не столь редкое, сколь неустойчивое. Космос не прощает ошибок. Погибли Стасн, Млад и весельчак Ика.
— Интересно, как там Бака? — вполголоса спросила Краша.
— Не могу идентифицировать имя.
— Эх ты, глупенький! Бака — начальник станции и моя лучшая подруга.
Мозг сконфуженно молчал, решив раз и навсегда покончить с чтением романов. Перемигивание лампочек на панели индикации ясно говорило, что решение это окончательное и пересмотру не подлежит.
— ЛИЧНЫЙ ВЫЗОВ! ЛИЧНЫЙ ВЫЗОВ! — Рев воксофона прогнал чуткий сон капитана.
— Вызов принят, — откликнулась Краша, щелкнула тумблером связи. — Прием, прием.
Экран видеотелекса засветился, и на нем появилось озабоченное лицо Оника. Время от времени по нему пробегали судороги. Краша подкрутила резистор частоты кадров, улыбнулась и исконно женским движением поправила волосы.
— Только что своки напали на патрульные корабли, — вместо приветствия сообщил Оник.
— Есть жертвы? — Краша наклонилась вперед. Пальцы, обхватившие подлокотники кресла, побелели от напряжения.
— Нет, нападение отбито. У тебя все в порядке? — Оник озабоченно вглядывался Краше в глаза.
— Конечно. Служба Дозора может спать спокойно. За бортом пустота. Не просто пустота, а пустота, умноженная на десять в минус двадцатой.
Оник вздохнул.
— Не нравится мне это десять в минус двадцатой. Своки могут быть где-то в твоем квадрате. Наблюдатели сообщают, что они как-то странно себя ведут. Кучкуются. Может быть, тебе стоит вернуться?
Краша нахмурилась. Мужчине он бы этого не предложил, подумала она, даже и не заикнулся бы.
— Нет, Оник. Меня ждут на станции, — решительно отрезала она и вдруг лукаво улыбнулась, — мы ведь так давно не болтали с Бакой!
— Если ты повернешь назад, никто тебя не осудит.
— Нет. У тебя все?
— Все.
— Конец связи.
Краша щелкнула тумблером и откинулась на спинку кресла. Сердце обволакивала трепещущая теплота. Волнуется, подумала она, только ли по долгу службы?
Она давно любила Оника, но ни за что не призналась бы ему в этом первая. Бака смеялась, называла ее дикаркой и убеждала признаться в чувстве. Уговоры не помогали. Краша, та Краша, что не страшилась в одиночку сновать в легкой шлюпке в кольцах Сатурна, боялась, просто трусила, как самая обыкновенная девчонка.
«Я дойду, — думала она, — обязательно дойду до станции. А потом, может быть, признаюсь Онику».
— Моз! — воскликнула вдруг она, — когда мы прилетим на станцию, я притащу тебе целую кучу романов!
И она счастливо улыбнулась. Ведь она была самой обыкновенной девчонкой.
Всплески жесткого излучения от черных, белых, серых и прочих дыр нещадно хлестало эфир. Видеотедекс был бессилен, и только голос Баки, неузнаваемо обезображенный помехами, с трудом пробивался к кораблю.
— Милая Бака! — кричала Краша, — я скоро буду у тебя!