Женщина в модных сандалиях последний раз посмотрела в туманную даль, вздохнула и медленно направилась к храму заводоуправления, провожаемая сочувственными взорами такелажников. Об ее верности своим подчиненным на «Олимпе» знали все. Это была Пенелопа, ждущая своего Одиссея.
Пенелопа уже довольно давно руководила тихим сектором исправлений и текущих корректировок (НТК). Штат у нее был минимальный: она, инженер по внесению корректировок, да лаборант с окладом почти условным.
Маленький коллектив заносил в документацию изменения и поправки, обильно поставляемые конструкторами и технологами. И те, и другие изощрялись, как могли. Если бы поток изменений прекратился хоть на неделю, логически получалось, что основное изделие наконец-то доведено до нужных кондиций. Тогда у начальства невольно возник бы вопрос: отчего же изделие так и не запущено в серийное производство? Кроме того, конструкторов и технологов могли бы переключить на новое сложное изделие…
Каждый старался внести хотя бы крохотное улучшение в конструкцию и технологию изготовления троянского коня — основного изделия «Олимпа». Как только ожидаемый экономический эффект превышал пять драхм, составлялась заявка на рацпредложение. Естественно, что конструкторский отдел все время завоевывал почетные жасминовые тирсы за победу в смотрах-конкурсах на лучшую постановку рационализаторской работы. Еще естественнее, сектор НТК трудился не разгибаясь.
Своим подчиненным, инженером по внесению корректировок Одиссеем, Пенелопа была довольна. Жизнерадостный инженер обладал феноменальным даром мгновенно находить выход из любых бумажных хитросплетений, создаваемых падкими на тирсы конструкторами.
Все шло своим неспешным чередом, когда однажды в сектор позвонил непосредственный начальник Пенелопы — главный конструктор «Олимпа» Агамемнон.
— Пришла тут к нам разнарядка, — сообщил он без лишних предисловий. — Поедет твой любимчик на уборку оливок.
Агамемнон считался на «Олимпе» грубым и надменным человеком, попросту — тираном. Пенелопа возразить не посмела…
Одиссея провожали всем коллективом, с нежностью и трепетом, словно он отбывал не на обыденные сельхозработы, а в опасный одиночный заплыв до Геракловых столбов и обратно.
Инженер уехал, а Пенелопа еще долго стояла у окна. Сердце-вещун остается вещуном и у женщин завсекторами тоже. Оно предсказывало долгую разлуку и не ошиблось.
По двору грузовой пегас перевозил очередную партию готовых статуй «Афродита с веслом». На вершине горы шлакоотходов восседал на своем камне Сизиф — закусывал булочкой и кефиром (наступало время обеда). У подножия горы в состоянии творческой задумчивости расхаживал директор клуба им. Аполлона в повседневной трагической маске. Все было как всегда. Не хватало лишь Одиссея.
Пенелопа провела рукой по стеклу, поправила волосы и села за составление сводной годовой ведомости.
Через месяц пришла открытка от Одиссея.
«Убираем оливки, — сообщал он. — В первые дни убирал по два-три кило, но потом забастовал желудок. Пополнел, но не слишком. Рядом трудятся крепкие ребята, убирают за обе щеки. Привет! О.»
Спустя пару месяцев пришла новая весточка.
«Оливки — гадость! Больше их в рот не возьму. Приказом переброшен в заводское подсобное хозяйство на строительство коровника. Молоко и сметана превосходные. Творог послабее… Помогал налаживать сепаратор (сливки). Пополнел. О.»
Пенелопа стойко держалась еще три месяца. Но когда блудный инженер прислал третье послание; завсектором не выдержала. Она ринулась к Агамемнону. Но тиран не дал и слова сказать.
— Раззявы! — бушевал главный конструктор «Олимпа». — Что ты там навносила со своим Телемаком? Кони, кони!..
Пенелопа так растерялась, что даже пропустила мимо ушей неизвестно к кому относящихся «коней».
— Господи, что случилось?
— А то, что работать надо! Вкалывать, а не рыдать по сотрудникам! Плакальщица… Восемь же градусов наклон шеи, четко написано! А Телемак что внес в документацию, видела? Сходи в сборочный, полюбуйся! Понабрали контингентик…
Пенелопа помчалась в сборный. Всю площадку перед цехом занимали непринятые троянские кони — все как один с головами, повернутыми в обратную сторону. Казалось, что встрепенулись и разом оборотились назад поглядеть, что там такое произошло. Меж конями метался начальник сборочного, дрожащими руками пытаясь развернуть головы вперед. Гордые животные, сделанные из твердых сортов дерева, не поддавались. Рядом бродил начальник отдела сбыта и уныло бубнил представителю госприемки:
— Зато таких больше в вагон войдет. Больно придирчивы стали… Таким добром бросаться… Мы потом исправим! Приняли бы, а? С кем не бывает…
Пенелопа помчалась обратно к себе. Складки ее белого служебного хитона классически развевались на ветру.
— Берегись! — раздался откуда-то сверху истошный крик, и мимо со свистом пролетел камень.
— Очумела, тетка? — закричал с вершины Сизиф, случайно выпустивший камень из рук и теперь маскировавший испуг хорошо разыгранным недовольством занятого человека. — Опасная зона, куда прешь! Назад давай! Да не вправо, назад! Фу ты, влево ее понесло… Все уже, улетел камень, нету его! Во, улепетывает!.. Эй, тетка, сандалии потеряешь!
Пенелопа скрылась за штабелями ящиков.
— Ишь как убивается бабочка, — сказал Сизиф самому себе. — И правильно. Одиссей — муж стоющий, хоть и поесть не дурак. Ничего, женится — отощает…
Хмыкнул и полез вниз доставать свой камень.
После инцидента с конями обстановка в секторе ИТК стала нервозной. Ко всему, одолевали претенденты. На вакантное место Одиссея зарилось человек восемь.
Пенелопа стойко отбивала натиск.
— Место занято. Не понимаю, товарищи, на что вы рассчитываете.
— Если занято, где ж он тогда? — интересовались претенденты.
— Негоже, чтобы строчка пустовала!
Пенелопа терпеливо объясняла, что инженер Одиссей находится на временном отвлечении, санкционированном руководством «Олимпа». Выполнит задание и вернется!
— Как же, дожидайтесь, — упирались претенденты. — Его еще на курсы механизаторов загонят. А местечко пустует!
Два раза приходили кандидаты с записочками от богов. Целыми днями в помещении толокся народ, шли шумные препирательства, хохот, склоки… Телемак распустился окончательно и филонил внаглую.
Пенелопа была глубоко порядочной женщиной, но, как и все смертные, записочек от богов боялась.
— Черт с вами! Закончу сводную таблицу — приму нового. А сейчас некогда.
Борьба тянулась до лета. Стиснув зубы, верная завсектором заполняла таблицу. Претенденты негодовали на вялые темпы, не догадываясь, что каждое утро Пенелопа тайно стирала записи, сделанные накануне. Полуготовая таблица лежала на столе, как белый флаг поражения. Но поднимать его Пенелопа не собиралась. Разобраться в итоговой сводке не смог бы никто…
Решающий удар был нанесен, как ни странно, самим Одиссеем.
Утром претенденты торжествующей толпой ввалились в помещение ИТК. В руках у них находилась только что полученная открытка.
«Согласно приказу вновь переведен на уборку оливок, — сообщал инженер. — Видимо, до самой осени. Худею. Ваш несчастный О.»
— По второму кругу пошел! — радовались претенденты. — Теперь он никогда не вернется. Засосало молодца! Пора нового принимать!
Плачущая Пенелопа устремилась в приемную тучегонителя.
Ей не повезло. Зевс был в минорном настроении.
— Дорогая, — произнес он с чувством. — Я все понимаю. Это наш крест, дорогая моя. Нужно нести его с достоинством…