— Ну, сталь крепкая, и вообще… Не знаю.
— Поэтому и не разрешаю, что не знаете. А это что? — указал мастер на кучу грязной ветоши и деталей в корыте станка. — Быстрота начинается с аккуратности. Так-то. Для чего в корыте прокладки, тряпки, тут же и масленка? Грязь. Прокладкам место на тумбочке. Разложите в порядке инструмент. Справа то, что чаще требуется. — Говоря, Владимир Иванович наводил порядок. — Резец покрошился. Давайте заточу.
— Эх-ха-ха! — вздыхает Сашка. — Пока теперь установишь резец. Ну и работенка.
Наконец резец установлен. Настроение у Сашки отвратительное.
— Кончай работу! — подал команду Брятов.
Сашка облегченно вздохнул.
— Куда это еще метелка задевалась?
Убирать станок не хочется. Едва смахнув стружку, Сашка смазал толстым слоем масла неокрашенные детали станка.
— Э, Качанов, так не годится.
Опять тут как тут Владимир Иванович. И что это сегодня за день такой выдался?
— Пятнадцать тысяч станок твой стоит, — спокойно говорит мастер. — А чьи это деньги? Наши. Так-то. Сами жалуетесь, что станков мало.
— Чего вы сегодня ко мне придираетесь? — не выдержал Сашка. — Все не так! Станок смазал. Что еще?
— Ишь ты, — полусердито проговорил Владимир Иванович.
Прибрав рабочие места, ребята поодиночке стали подходить к Сашкиному станку.
«Ну, сейчас при всех начнет снимать стружку», — сокрушенно подумал Качанов.
Владимир Иванович жестом пригласил ребят к станку.
— Вот, Качанов говорит, что смазал станок. Смотрите. От такой смазки нам через месяц не на чем будет работать.
Ребята молчат.
— Загляните сюда. — Владимир Иванович отвел суппорт к задней бабке. Ребячьи головы склонились над станиной.
— Стружка, — определил Брятов, проводя пальцем по станине. На его пальце блестели мелкие металлические зернышки.
— Стружка. А что это значит? — Мастер ждал ответа.
Все молчали.
— Можно, я буду рассказывать? — вызвался Сырбу.
«Ну, Додон понесет», — подумал с усмешкой Сашка.
Свою речь Прокофий обычно начинал со слов: «Так, значит». Вид его в такой момент выражал необычайную серьезность. Казалось, что произнести он должен нечто самое важное. Только не смешное. А выходило наоборот.
— Так, значит, — нахмурив брови, начал Сырбу.
Все, сдерживая улыбку, ожидали, что скажет Додон, чтобы посмеяться вволю.
— Я решил, что стружка вредная станку.
Ребята смеялись.
— Почему хохочете? — с серьезным видом недоумевал Сырбу.
— Америку через форточку открыл. Дать ему лауреата, — предложил Спирочкин.
— Стружка вредная почему, што, — чуть замешкавшись, продолжал Прокофий, — во-первых… ну это… прилипнет с маслом, как репей, — раз. Во-вторых, двигается, суппорт врезает стружку в станину — два.
— Додон, том первый. Запишите, товарищи, — вставил опять Спирочкин.
Сашка считал себя в этот день опозоренным.
«Ну и черт с ним, — злился он. — Мышиная это возня, а не работа. Стоит волноваться».
Весь вечер он ни с кем не разговаривал. С Цобой еще можно бы. И когда уже этот суд будет? Целую неделю каждый день носят ребята Борьке передачи. Неужто он такой преступник, что долго так допрашивают?
— Тебя сегодня вроде в уксусе вымочили, — разбирая постель, заговорил Брятов. — Мотай на ус. Мастер-то поделом…
— Подумаешь — поделом, я уже и забыл про это. Я о Цобе думаю. Обещал же Кольцов вызволить Борьку. В горком хотел идти, а Цыган все сидит.
— Следствие идет. Это не так просто.
— И ты туда же. Следствие. А вот давай сами пойдем в горком. Расскажем все. Попросим, чтобы отдали нам Бориса. Слово дадим за него.
— А толку что? Наши хлопоты Цобе нужны, как зайцу стоп-сигнал. Натура такая.
— Эх ты. Я думал, медали только настоящим людям дают.
— Осторожнее.
— Чего там. Скажи, сдрейфил, гвардеец.
Игорь ничего не ответил, только желваки заиграли на скулах. Сашка покосился на его кулаки — острые костяшки, обтянутые кожей. Почувствовал Качанов, что далеко зашел.
— Айда! — Игорь резко встал.
— Куда? — слегка оторопел Сашка.
— В горком.
— Сейчас?
— Айда! — Игорь, не оглядываясь, зашагал к выходу. Сашке ничего не оставалось делать, как следовать за ним.
До горкома они шли минут двадцать. Всю дорогу Игорь молчал. И Сашка молчал. Думать, конечно, думал: «Вон, оказывается, какой Игорь».
У парадного крыльца Игорь резко остановился. Энергичным жестом поправил армейский ремень со звездой, достал из-под фуражки байковую тряпочку, смахнул пыль с ботинок и, не глядя на Сашку, взбежал на крыльцо.