На каждом пальце стояло по цифре: «1932».
— Ну, а фамилию-то ты нам все же правильную скажешь?
— Что же ты молчишь, сынок? Говори начистоту, — вмешался Кузьмич.
«А-а-а, будь что будет», — решил Сашка.
— Качанов, — еле слышно выдавил он.
— Качанов Александр! Тысяча девятьсот тридцать второго года рождения. Родители у тебя есть? Где они?
— Никого.
— Так, — уже невесело проговорил лейтенант. — Куда же теперь путь держишь?
— В Измаил еду. На корабль устраиваться. В мореходку опоздал. Велели приезжать на следующий год.
— Придется ждать. А пока лучше учиться, чем по вагонам рыскать. Поедешь вот с сержантом в детприемник.
Сашка противиться не стал. Главное — не попасть опять в свой техникум.
— Ладно уж, поеду, — согласился он, словно для лейтенанта его ответ играл какую-то роль.
— Отлично! Кузьмич, отвези героя. Вот его новые документы, записанные, так сказать, со слов и рук владельца.
Сашка чуть не вскрикнул от восхищения, когда Кузьмич вывел из гаража зеленый мотоцикл с коляской.
Дух захватило от быстрой езды. Красота!
Мелькали дома, деревья, перекрестки. Из подворотни выскочила лохматая собачонка, яростно залаяла. Бросилась за мотоциклом и, уже отставая, тявкнула в последний раз нахально-равнодушно.
Сашка с жалостью посмотрел на нее: «Голодная небось, ишь как живот подвело».
ПОСЛЕДНИЙ МАРШРУТ
— Ох и грязный же ты, парень! Ужас! — завидя Сашку, всплеснула руками Марья Ивановна — кастелянша. Ее ребята звали просто Манна Ванна. В приемник ежедневно прибывали беспризорные, а Манна Ванна всякий раз удивлялась их грязному виду, будто впервые встречала таких.
— Сейчас вымоешься. Вот мыло, вот чистое полотенце. А лохмотья свои бросай туда, — она показала на ящик, где покоилось уже несколько штанов и рубах, пропитанных пылью и угольной копотью.
Сашка жался в углу, стыдясь своего голого тела.
— Не горяча будет? Попробуй…
— Нет, нет, в самый раз, наверно… — поспешно заверил он.
— Тогда полоскайся. Только мойся почище, мыла не жалей. — И, не глядя на раздетого мальчишку, вышла.
Сашка с облегчением вздохнул, прошлепал босыми ногами к двери, набросил крючок. Как бы желая продлить удовольствие, не торопился залезть в ванну, из которой поднимался легкий пар. Попрыгал на одной ноге по квадратикам кафеля, глянул в зеленоватое зеркало, да так и замер. Подросток, смотревший на него, казался незнакомым. Лохматые, нечесаные, серые от пыли волосы воинственно топорщились на макушке и грязными косицами прилипали к вискам. Щеки запали, светло-голубые глаза и рот казались необычайно большими.
«Тьфу, как скворчонок», — огорчился Сашка. От худенькой шеи отходили резко обозначенные ключицы, но мускулы на груди уже округлялись по-мужски. В плечах, нешироких и тощих, все же чувствовалась сила.
— Брлюм-бум-бум… — пропел Сашка, пробегая большим пальцем по ребрам. Повернулся и так и сяк, показал зеркалу язык и решительно полез в воду.
Такого удовольствия Сашка не испытывал уже давно. Он с наслаждением растянулся во весь рост.
— Хорошо! Только живот подвело. Будто там совсем ничего нет, даже кишок. Целую буханку бы хлеба съел сейчас.
— Хватит полоскаться, вылезай! — крикнула за дверью Манна Ванна. — А то еще сорока унесет!
Качанову выдали короткие и узкие штаны защитного цвета, такого же цвета рубашку с двумя маленькими кармашками на груди и, что больше всего понравилось ему, пилотку.
Наконец-то! Сашка, робея, уселся за стол, накрытый белоснежной скатертью. Ох, и пахнет здесь здорово! Только еды, кажется, маловато. Супу им жалко, что ли? Едва Сашка начал есть, как в тарелке уже показалось дно. Он с огорченным видом облизывал ложку. Но тут на столе появилась большая миска с картошкой. От картошки шел вкусный дух. Пюре — это Сашка знал. Мать тоже делала такую картошку с маслом. В пюре попадались коричневые кусочки поджаренного лука. Давно это было, а помнит Сашка. Дома он ни за что не стал бы есть лук. Не любил он его ни в супе, ни в каше, а сейчас даже пожалел, что мало. Вкусно, да еще как! Картошку доесть он уже не смог. Живот был полон. А на плетеной соломенной тарелке еще остались куски хлеба. Сашка огляделся и быстро рассовал их по карманам новых брюк. «Мало ли что…»
Заметно повеселев после вкусного обеда, он подошел к высокому зеркалу, с удовольствием рассмотрел себя. Новая форма вся топорщилась и при ходьбе шуршала. Сашка решил побродить по комнатам, познакомиться с обитателями этого дома.
В углу длинной, плохо освещенной спальни несколько подростков самодельными картами играли в очко.