День завершился, и на Солонук спустилась вечерняя тьма. Звёзды ярко светили в небе, а из труб деревенских домов шёл дым. Пряный деревенский воздух, казалось, окутывал редких прохожих плотным и тёплым одеялом, пока они спешили укрыться от наступившей темноты в своих бревенчатых домах. Вдоль дорог лежали кучи навоза, а собаки вели обычную свою перекличку.
Небольшой, покрытый соломенной крышей, дом, стоял у края деревни. Строение наполнял целый сонм весёлых свечных огоньков. В главной комнате скромного жилища находились две девушки, по-видимому, сёстры. Они были похожи, хотя одна имела каштановые волосы, а другая золотые.
– Ты так и не поняла ничего, Дароя, – сказала золотоволосая девушка. – Я говорю ни о том, что ты должна бросить Стокгрод и вернуться сюда жить, а только советую тебе чаще навещать мать. Думаешь, я хочу сидеть здесь и ловить клопов? Что я не видела в Солонуке? Да я бы с радостью сбежала отсюда в Стокгрод, нашла бы там работу, как и ты, и хорошо бы устроилась. Но я остаюсь в Солонуке. Остаюсь из-за матери, которая болеет. Спору нет, тебе очень удобно. Ты живёшь в столице, пока сестра и мать торчат в деревне. Да, иногда ты приезжаешь. Ты была на Празднике урожая, и вот снова снизошла до нас и приехала. Мы тебе рады, Дароя. Но ты же не можешь не понимать, что бросила нас. Ты бросила сестру присматривать за больной матерью, а сама живёшь в столице.
– Ты несправедлива, Наска, – отвечала Дароя, поправляя свои каштановые пряди. – Я хочу вам помогать. Я делаю, что могу. Но у меня своя жизнь, и не могу я отказаться от своих намерений.
– А как насчёт моих намерений? – воскликнула Наска. – Ты не думаешь о жизни своей сестры, которая ещё молода и тоже хочет лучшей жизни?
– Так хотели боги, – отвечала жёстко Дароя. – Ты всегда больше льнула к матери, и вот потому справедливо, что теперь именно ты помогаешь ей. Она посвятила тебе жизнь, а ты теперь посвящаешь ей. Мать всегда любила тебя больше, сестра!
– Глупости! – крикнула Наска. – Глупые разговоры и оправдания. Лишь о своём благополучии думаешь ты, а мать любила нас одинаково. Почему у тебя нет сердца? Почему оно холодное, как лёд, что зимой сковывает Кронус?
– Красивые слова! – сказала Дароя и ухмыльнулась. – Видно, что любишь ты читать столичных рифмоплётов. Не так уж плохо живётся тебе. Я привожу тебе книги и платья, даю пригоршню медяков и даже, иногда, серебряный шестак. Помогаю я и с лекарствами для матери. Разве этого мало? Зачем ей две дочери у её постели? Не будет ли лучше всем, если хотя бы одна из нас найдёт лучшую жизнь в Стокгроде? Разве ты не хочешь порадоваться за сестру, Наска? Может это твоё сердце холодное, как лёд?
– Ты действительно не понимаешь, – ответила белокурая Наска. – Как ты можешь быть моей сестрой? Не понимаю почему боги дали мне сестру с чёрным сердцем.
– Подожди здесь, – сказала Дароя. – Сейчас я вернусь, и мы ещё поговорим.
Дароя вышла на крыльцо дома и с досадой пробормотала: «Глупая корова! Как мне надоело слушать эти слова. Быть может, лучше вообще забыть сюда дорогу!»
Девушка потёрла ладонью лоб и пошла в дальний угол двора. Там было отхожее место, огороженное деревянными стенами с дверью и накрытое сверху небольшим навесом. Открыв дверь Дароя увидела, что задняя стена нехитрого строения исчезла.
«В этой развалюхе столько щелей, что ветер и так дует в задницу, как будто это парус корабля, а теперь ещё и вся стенка пропала!»
Дароя усмехнулась своим мыслям. Постояв ещё немного, она подтянула вверх платье и устроилась на корточках над зиявшей внизу дырой. Но в тот же миг кто-то резко рванул Дарою за плечи, и она полетела назад, и вывалилась наружу через проём на месте пропавшей стены. Тут были невысокие кусты. В них девушка лежала свободно, пока не ощутила, как большой и сильный человек придавил к земле её тело. Какая-то смоченная едкой жидкостью тряпка закрыла рот девушки. Дароя не могла кричать, ей стало трудно дышать и странное оцепенение наполнило всё тело молодой девицы. Она чувствовала, как человек ощупывает её грудь, а затем он сильно схватил её за запястья и завёл руки Дарои за спину, чтобы туго обмотать их верёвкой. После этого человек связал и лодыжки девушки. Позднее она почувствовал, как незнакомец стягивает с неё платье, разрезав его в нескольких местах чем-то острым. «Кра-а-а-к» – ткань трещала, пока человек, который быстро орудовал своим отточенным орудием, с большой ловкостью разрезал одежду девушки – легко, как масло. В этот миг Дароя подумала о сестре и матери, но скоро её сознание заполнила боль, и она хотела лишь, чтобы эта боль скорее ушла. Когда она почувствовала, что человек наконец слез с неё, она хотела попробовать встать, но холодная сталь блеснула перед самыми глазами и страшная сила снова придавила её к земле.