– Приветствую, дорогие гости, – сказал усатый человек и поклонился. – Мы ждали вас и рады видеть в городе Его Королевской Мости. Я конюший городенский Ян Мороз.
– Какая у него смешная речь, – сказала Кристанелла, наклонившись поближе к Делу. – Я понимаю большинство слов, но некоторые кажутся мне забавными.
– Видимо, наша речь ему тоже кажется смешной. Это польский язык, – ответил тихонько Дел. – Они тут все знают несколько языков: польский и белорусский, часто французский, и почти всегда хотя бы пару фраз на языке евреев. Наши прародители создали язык вэйсавольда из этих языков, поэтому мы можем понимать местных уроженцев. В этих краях живёт множество разных народов, но все они умеют неплохо ладить.
– А чем занимается гродненский конюший? – спросила Талия. – Он ухаживает за здешними лошадьми?
– Это формальная должность, – пояснил Дел. – Когда-то конюший действительно смотрел за лошадьми и конюшнями, но теперь если человека называют конюшим, то это значит лишь, что он занимает определённую ступень на лестнице власти здешнего княжества. У этого пана не слишком высокая должность, но всё же наш провожатый имеет некоторое влияние здесь.
– Кхм, кхм, – откашлялся конюший, которому надоело ждать пока гости вдоволь нашепчутся. – Не угодно ли вам отдохнуть с дороги? Или может быть вам угодно сразу же приступить к заданию, которое поручил нам наш великий пан, граф Тизенгауз?
– О нет, благодарим, не нужно отдыха, – ответил Дел. – Мы не устали и, пожалуй, не будем тратить время понапрасну. Проведи нас на место первого преступления. К слову, милостивый господин, ты назвал великого и благородного Тизенгауза графом, но разве его титул звучит не вот так: барон?
– Милостивый ясновельможный пан наш носит титул графа, – уточнил Ян и важно пошевелил своими усами.
– Прекрасно! Веди же нас.
Через некоторое время трое гостей из Вэйсавольда и конюший Ян Мороз вошли за ограду базилианского монастыря. Здесь, у простого белённого портала, была найдена первая жертва.
– Во тут было оставлено тело первой девицы, – сказал Ян и поднял глаза к нему.
– Ты лично осматривал тело, пан Ян? – спросил Дел.
– Да, я видел тело этой несчастной, – ответил конюший. – Бог всемогущий да покарает того дьявола во плоти, который совершил это.
– У неё были связаны руки и ноги необычной чёрной верёвкой, а на горле сделаны разрезы, крест-накрест? – уточнил Дел.
– Да, именно так, пане. Именно так всё и было. Бог да покарает меня если я лгу!
– Можно ли увидеть эту самую верёвку, пан Ян? – спросил Мелетист.
– Я и сам хотел показать её вам! – ответил конюший. – Вот она.
С этими словами шляхтич вытащил из-за пояса обрезок чёрной верёвки, а Дел достал из кармана свою находку из Румлонской башни.
– Это блэрок! Нет никаких сомнений – заметил Мелетист, разглядывая верёвки в своих руках.
– Да, это он! – подтвердила Криста.
– Хорошо, что вы знаете это орудие гнусного убийцы, – гродненский конюший важно поправил свой широкий пояс.
Талия немного побледнела и стала дышать глубже. Перед её глазами вновь встали картины убийств, совершённых Тамсу в Солонуке. Кристанелла не показывала никаких эмоций. Слушая Яна, воительница поигрывала тонкой золотой цепочкой, висевшей у неё на шее.
– Кем была эта убитая паненка? – спросил младший цехмейстер.
– Простой прачкой. Стирала она бельё в палаце ясновельможных панов Мнишков.
– А в котором часу было найдено тело? – снова задал вопрос Дел.
– В утренние часы. Эту девицу нашла одна из монашек.
– Ну что же, пан Ян, давай поговорим с местными обитателями. Как я понимаю – это женский монастырь. Можем ли мы поговорить с монашками? – спросил Дел.
– Они очень набожны и не слишком расположены видиться с мужчинами, если они не из духовного сословия. Их исповедует священник, но к мирянам они не расположены, пане.
– Но, в таком случае, как же мне установить истину и найти этого страшного убийцу, пан Ян, если у меня нет возможности собрать всю необходимую информацию? Как мне выполнить то, ради чего нас позвал сюда великий пан Тизенгауз?
Конюший поколебался, пошевелил усами и хрюкнул, а затем хлопнул в ладоши и важно проговорил:
– Сейчас я испрошу позволения настоятельницы. Мы сможем поговорить с ней. Она знает дела своих монахинь, знает, что они ели и сколько спали, и уж конечно она знает, что они видели. Мы уже говорили с ней, и она поведала, что её сёстры ничего особенного не заметили, но, быть может, вам удастся узнать ещё что-то.