День четвёртый
Туман. Конечно туман, я же в Туманном городе. Но сегодня он выглядит ещё гуще, чем прежде.
Я придумал прибор для измерения плотности тумана и назвал его Оцтафанским туманометром. Где-то на расстоянии десяти метров от маяка я установил таблицу с буквами, как у окулиста (сделал сам). Это одна часть моего прибора. Другая часть – линия на полу спальни, начерченная мелом, прямо напротив большого окна. Теперь каждое утро я буду становиться у этой линии и смотреть на таблицу с буквами. Чем меньше рядов букв я вижу, тем плотнее туман. Я бы мог придумать для этого единицу измерения, один к нечитаемому буквенному ряду, например, или что-то подобное. Как же назвать тогда эту единицу измерения? Колибрил? Отличная идея!
Согласно оцтафанскому туманометру сегодня два колибрила.
Продолжительная прогулка по городу, во время которой, как ни странно, я не встретил ни одного местного жителя. Такая архитектура, как в Туманном городе, не встречается больше нигде в Замонии. Если бы мне пришлось описать её одним прилагательным, оно бы звучало "сгорбившаяся". Дома похожи на обнесённые каменной кладкой холмики кротов, всё выглядит так, будто наштамповано одной формой, всё состоит из круглых крыш, торчащих из земли. Почему-то у меня такое впечатление, что большая часть города находится под землей.
Теперь каждый раз, когда я возвращаюсь домой, Хельмхольм приветствует меня. Забавный человечек! Он стучит крошечными кулачками по стеклу и топает ножками в питательной жидкости. Жаль, что он не может разговаривать.
День пятый
На оцтафанском туманометре четыре колибрила.
Сегодня заражаю лейденского человечка туманной пробой, чему быть, того не миновать.
Я взял небольшой кусочек от пробы в лабиринтной колбе (и снова этот чмокающий звук) и впрыснул в бутылку Хельмхольма. Кажется это сильно развеселило человечка. Туман, который в этих условиях проявлял почти органическое поведение, скользил как червь по внутренней поверхности бутылки, пока Хельмхольм тщетно пытался его схватить. Как загипнотизированный наблюдал я за этой нелепой игрой, пока другие обязанности не вывели меня из оцепенения.
Установка аурографа. Что за беда – все настройки сбились во время транспортировки. Придётся пару дней настраивать с помощью свечного гелиостата. Настроить аурограф это как настроить все инструменты целого оркестра. Остаток дня занимался только этим.
Вечером перед сном читал "Дневник путешествий сентиментального динозавра" Мифореза. Удивительно сильная вещь для его ранних работ. Возможно мне понравилось, поскольку это скорее голое изложение фактов, чем роман. Я прочитал только первую главу, где Мифорез описывает Книгогород, но эта глава является уже сама по себе отдельной книгой. Интересно, что же там выдумка, а что правда? В любом случае я поражён скрупулёзным описанием катакомб города и их редких и опасных обитателей. Этот мир я бы с удовольствием изучил. Там так темно!
Смайк быстро просмотрел несколько следующих дней и страниц, где Колибрил обстоятельно описывал проблемы настройки аурографа. Потом зевнул, потёр глаза и посмотрел в окно. Внизу стояла таблица с буквами, большую часть букв он видел. Может быть пять колибрил по оцтафанскому туманометру? Смайк ухмыльнулся. Эти странные учёные были счастливы только тогда, когда делили всё на единицы измерения! Он продолжил чтение.
День девятый
На туманометре семь колибрил. О прогулке нечего и думать. Всё ещё ковыряюсь с аурографом. Начинаю измерение сульфидной плотности тумана. Снова с помощью насоса беру крошечный кусочек от пробы тумана и переношу его в двойную спираль. Подключаю линденхупский теодолит и… конечно, опять забыл перед этим мёбизировать контакты. В результате дополнительные два часа чистки микропинцетом и пургеновой кисточкой, сопровождаемые проклятиями самого себя, которые Хельмхольм в своей стеклянной бутылке, к моему удивлению, внимательно слушает. Его рот беззвучно повторяет все мои проклятия.