В ту ночь, которая изменила его жизнь, Ушан был так пьян, как никогда ранее. С огромным трудом он нашёл обусловленное место. И теперь он шатаясь стоял там и смотрел, как его приятели – банда из шести хундлингов, которые постоянно напаивали свои жертвы в Конечной станции – грабили жертву. Это был богатый крестьянин из окрестностей Бухтинга, пьяный, толстый полугном, отмечавший до глубокой ночи удачную продажу скота. Крестьянин с трудом вытащил свою шпагу, когда заметил засаду, но в этот же момент он получил удар по руке и оружие со звоном упало на землю. Ушан стоял рядом и инстинктивно поднял шпагу, как это делают вежливые люди, помогая кому-то поднять упавшее. Он ещё никогда не держал шпагу в руках.
Когда он взял шпагу в руки, с ним что-то произошло: впервые за пять лет он был трезв. Будто весь алкоголь перетёк из его крови в шпагу, которая теперь как пьяная разрезала воздух. Ушан вырезал в тумане месяц и стёр его остриём шпаги. Затем вырезал пятиконечную звезду, затем – летящую птицу, потом контур скачущей лошади. Ушан рассмеялся.
– Эй, посмотрите, что я могу!
– Не занимайся ерундой! – крикнул один из хундлингов.
– Заткнись! – крикнул ещё один.
Ушан почувствовал себя освобождённым от гнёта. Неожиданно он увидел всё так ясно и просто, как никогда ещё в своей жизни: всё, абсолютно всё, что он до сих пор делал, было неправильным. Ушан опять засмеялся.
– Вжик-вжик-вжик! – имитировал он звук шпаги. – Шестеро против одного. Это неправильно. Отпустите его!
Хундлинги озадаченно посмотрели друг на друга. Крестьянин стоял между ними ничего не понимая.
– Вжик-вжик-вжик! – повторил Ушан снова. – Вы меня поняли. От-пус-ти-те е-го!
Предводитель банды первым пришёл в себя:
– Не лезь, пьянь!
– Вжик-вжик-вжик! – свистел Ушан. – Как ты назвал меня, Двенадцатипалый Тим? Ещё никогда в жизни я не был так трезв. Вжик-вжик-вжик!
– Ты назвал моё имя, идиот! Теперь мы вынуждены его убить! Пьянство, наверное, разжижило твои мозги.
– Вжик-вжик-вжик! А я могу назвать все ваши имена: Хонко-Палисад, Одд-Забойщик, Хогу-кот, Томтом-Амфибия и Нарио, которому всё ещё не дали клички, потому что он слишком туп. А меня зовут Ушан де Люкка-Бутылка.
– Ты с ума сошёл? – закричал крестьянин. – Теперь они на самом деле вынуждены меня убить!
– Видишь? – засмеялся двенадцатипалый Тим. – Даже он так считает. Вали, Ушан! Бери эту проклятую шпагу и вали отсюда! Мы без тебя разберёмся.
– Вжик-вжик-вжик! А вы знаете что это? Это не шпага. О, нет! Это часть моего тела. У меня выросла ещё одна рука. Вжик-вжик-вжик.
– Ушан, уйди, наконец! – тихо и угрожающе прошипел двенадцатипалый Тим. Все вытащили свои шпаги.
– Вжик-вжик-вжик, – продолжал Ушан. – Нет, вы исчезните! Оставьте бедного парня в покое и я вас отпущу. Я вам предлагаю сделку. Вжик-вжик-вжик.
Перед последними тремя вжиками он шагнул к бандитам и – вжик – отрезал Хогу-коту штанины, – вжик – разрезал ремень Одду-Забойщику и – вжик – порезал щёку Томтома-Амфибии.
– Ты сбредил? – сказал Томтом, прижав руку к кровоточащей щеке. Нет, бандитов Ушан этим не удивил. Это стало сигналом к началу драки.
– Вжик-вжик! – тихо шипел Ушан. – Вжик-вжик-вжик!
Он легко кружился по камням мостовой и раздавал удары и порезы. У Хонко-Палисада кровь ручьём текла из руки.
Только двенадцатипалый Тимм не был ранен. Он целенаправленно пошёл на Ушана, который – вжик-вжик-вжик – парой лёгких ударов дал ему отпор, со скоростью пули всадил шпагу ему в сердце и вытащил назад. Двенадцатипалый Тимм безжизненно шлёпнулся на мостовую.
– Да, – будто самому себе сказал Ушан, – если уж взял оружие в руки, будь готов убивать.
Он вынул из кармана носовой платок, вытер кровь с клинка и повернулся к оставшимся раненым бандитам:
– Лучше перевяжи рану, – сказал он и бросил Хонко окровавленный платок. – Это начало новой эпохи. Старый Ушан де Люкка мёртв. Мёртв, как бедный двенадцатипалый Тимм. Теперь я не Ушан-Бутылка, а Ушан-со-шпагой.
Пятеро бандитов стали отходить назад, медленно и осторожно, шаг за шагом, пока не исчезли в темноте.
Ушан повернулся к крестьянину:
– Ничего, если я возьму твою шпагу? Не подумай ничего плохого, просто мне кажется, что она была сделана именно для меня.
Крестьянин молча кивнул.
– А ты можешь взять мой фонарь.