Сказка о волшебном волке и Иляне-Косынзяне
Перевод А. Садецкого
Давным-давно, в некоем царстве-государстве, жил царь и были у него три сына. Но так случилось, что царица тяжело заболела. Как её ни лечили, как ни врачевали всеми зельями и снадобьями что на белом свете есть, излечить её так и не удалось — скончалась бедная царица. Загоревал царь, дённо и нощно по царице слёзы горючие проливал, чуть не выплакал оба глаза. Еле-еле видел сейчас, как сквозь пелену густую.
Ещё худшая печаль овладела теперь всем царским двором. Мало того, что умерла царица, новая беда свалилась на горемычного царя — вот-вот ослепнет. По всем концам света искали гонцы чудодейственные лекарства, ничего не нашли.
Как-то ночью приснилось царю, что ежели доставят ему перо золотого голубя и смажут этим пером глаза, то он тут же излечится, снова прозреет уг будет видеть лучше, чем семилетний ребёнок. А ежели не раздобудут это перо, то ничего ему не поможет. На другое утро встал он, рассказал о своём вещем сне сыновьям и решил оповестить весь народ, что отдаст сразу же половину царства и в придачу завещаем царские хоромы тому, кто доставит перо золотого голубя, и смажет ему глаза.
Услышали это старшие сыновья и сказали отцу:
— Ты, батюшка, лучше не оповещай весь народ о твоей беде. Мы не теряем надежду, что сами сподобимся и достанем тебе заветное перо. Не хотим дожить до того часа, когда чужой люд царские хоромы унаследует.
— Хорошо, дети мои… будь по-вашему. Правильно вы говорите. Только бы сумели свершить то, что надумали.
Эти два старших сына царских весь день-деньской баклуши били — либо на охоте пропадали, либо другими столь же пустыми занятиями забавлялись. А меньшой царевич — Александру, с утра до вечера не отходил от отца — то воды ему поднесёт, то накормит, то волосы расчешет. Сердце не позволяло ему отойти от отца, любил и берёг он его, как зеницу ока.
Сейчас, когда старшие братья надумали пойти за волшебным пером, Александру их попросил:
— Братья, родные, берите и меня с собой.
— Тебя-то? Ишь чего выдумал! Да на что ты годен? Кто с тобой в путь пустится, дурачина ты, простофиля? Не гож ты для такой трудной дороги, ты только и умеешь, что дома сидеть и за отцом прибирать, голову ему чесать. Нам такой никчемушный как ты без надобности.
Опечалился и расстроился Александру из-за того, что братья ни во что его не ставили и не захотели с собой взять. А коли говорить по правде, хотя они его обзывали дурачиной и простофилей, на самом деле ума ему не занимать, второго такого не сыщешь. А лицо — светлое и пригожее.
Узнал царь чем опечален его младший сын и приказал старшим захватить брата с собой, ведь на спине тащить его не придётся. Обмозговали царевичи всё как следует, взяли деньги на дорогу, смену одежды, коней, оружие и приготовились в путь.
А царь очень затосковал из-за скорой разлуки, особенно болело у него сердце по Александру, любимого сына.
— Ну, сыночек дорогой, в добрый путь, бог тебе в помощь. Только на тебя у меня вся надежда.
— Оставайся здоровым, батюшка!
Пустились царевичи в дальнюю дорогу и ехали все вместе, пока не добрались до распутья. Привал устроили, отдохнули малость и дальше путь держат, а в полдень очутились в густом большом лесу. Пробирались они тем лесом, пока не выехали на красивую поляну, а по середине поляны увидели колодец с мраморным срубом. Вокруг колодца кружки серебряные стояли, прикованные за ушки серебряными цепями. Все прохожие, когда сюда добирались, здесь привал делали, а ежели пить хотели, то воды студёной напивались вволю. Никому и в голову не приходило хоть одну кружку с собой унести. А коли бы и захотел кто, то всё равно ничего сделать не мог — ведь были они прикованы серебряными цепями.
У колодца сделали царевичи ещё один привал, на этот раз подольше, поели, попили и отдохнули как следует.
— Слышь, братья, — сказал затем Александру, — пришла мне мысль…
— Какая мысль?
— Подумал я, какой нам прок в том, чтобы идти всем вместе, по одной и той же дороге? Давайте разъедемся в разные стороны, ведь неведомо кому какое счастье выпадет. Ежели будем скопом идти, то никакой пользы не будет. Лучше разойдёмся, поищем своё счастье, каждый в отдельности, а позже встретимся здесь, на этом самом месте.
— Ишь, чего выдумал! Хочешь, чтобы мы с братом разлучились. Ну уж нет, не быть по-твоему!
— А как же нам дальше быть?
— Не дело ты говоришь, Александру! — упёрся старший. — Я нашего среднего брата от себя никуда не отпущу, мы с ним с самого детства неразлучны. Ты же иди себе сам, куда глаза глядят. А перед тем как разойтись, оставим свои перстни здесь, под колодезным срубом.
Вот и разъехались они: старшие двинулись в ту сторону куда солнце закатывается, а младший — туда, откуда оно восходит.
Старшие царевичи всех птиц, что на своём пути встречали, тут же слёту сбивали, перья им выщипывали и в перемётные сумы клали. Надеялись они, что среди такого множества перьев окажется и то перо чудодейственное, что их отца от слепоты исцелит.
А у Александру сердце было доброе и жалостливое, не подымалась у него рука убить хоть какое-нибудь живое существо. Ехал он ехал, пока не попал в другой большой лес. Где-то, по середине леса, стал на его пути глубокий и широченный овраг. Никак через него не перебраться. Остановился царевич у обрыва, спешился и решил поесть. Так и сделал, а когда собрался встать, вдруг увидел как с долины, прямо на него по краю оврага, волк бежит, да не простой, а с дом величиной. Стало царевичу не по себе, даже испугался малость. Взялся он за лук, и тетиву уж натянул, как волк ему говорит человечьим голосом:
— Не убивай меня, Александру, молодой царевич, я тебе пригожусь там, куда ты идёшь. Я знаю, что ты царский сын и пустился в путь-дорогу за пером золотого голубя, чтобы излечить своего батюшку, который почти ослеп. Но в тех краях, куда ты идёшь, без моей помощи, ничего сделать не сможешь.
Побратались они и Александру спросил:
— Значит ты, волк, согласен со мною пойти?
— Сними седло с коня, приладь его на меня, садись верхом и держись крепче.
Александру так и сделал. Привязал своего коня к дереву, и оседлал волка. А волк взвился в воздух, вмиг перемахнул на ту сторону оврага и сказал царевичу:
— Дело нам предстоит трудное, но ежели ты, Александру, будешь меня слушать, то надеюсь я, что доведём мы его до благополучного конца.
Помчались они дальше, добрый кусок прошли и очутились на пригожем лугу в молодой роще. Спешился царевич и спать улёгся, а волку наказал, чтобы тот ему голову почёсывал, как он сам бывало раньше делал, чтобы отца усыпить.
Волку куда деться? Принялся он полегоньку его лапой по волосам гладить. Царевич в дороге очень устал и сразу же уснул. А волку есть страсть как хотелось. Как только увидел он, что Александру уснул, посмотрел назад и тотчас же вспомнил о коне царевича. Не долго думая, в три скачка домчался он до оврага, перемахнул через него, подлетел к коню и вмиг проглотил его.
Когда волк убежал, Александру тут же проснулся. Оглянулся он, посмотрел направо, посмотрел налево, никого рядом нет.
«Вот и остался я в дураках, — подумал он. — Убил бы я раньше зверя, был бы у меня сейчас конь, и припасы были бы, и всё что в пути надобно. А так нет у меня ни волка, ни коня, ничего, остался я гол как сокол».
Сидел он и кручинился, как вдруг увидел, волк к нему со всех ног мчится. Если раньше он был с дом величиной, то сейчас, после того как съел коня, вверь стал ещё огромнее.
— Ну, коли накинется на меня, — сказал сам себе Александру, — тотчас же проглотит.
Но волк об этом даже не помышлял. У него одна забота была: как лучше помочь царевичу. Подскочил он поближе и тут Александру увидел, что волк довольно облизывается. Сказал царевич: