— Спокойной ночи, Стайлз.
— Спокойной ночи, Альфа, — отзывается Стайлз и улыбается. Он не знает, насколько идёт ему улыбка, не знает, что этот его тёплый тон заставляет Дерека Хейла вздрогнуть и прищуриться задумчиво. Стайлз этого всего не замечает. Он замечает только приятный вес кожаной куртки Дерека на своих плечах (просто ему в какой-то момент стало холодно, а Хейл, не принимая никаких возражений, заставил его надеть куртку) и кружащий голову запах его.
Его альфы, и пусть это звучит до чёртиков слащаво. Пусть. У Стайлза такое настроение, что он даже согласен на все эти милые нежности, столь свойственные парочкам. Но Дерек только улыбается и советует ему лечь спать прямо сейчас, чтобы выспаться перед химией.
Он забывает свою куртку, и Стайлз всю ночь проводит, прижавшись к ней и уткнувшись носом в гладкую кожу.
Месяцы летят стремительно и торопливо. Дерек приглашает Стайлза на свидания каждое воскресенье (каждое-каждое), и они, наверное, давно должны считаться парочкой, но… Но - нет. Дерек никогда не заговаривает об отношениях, а Стайлз, с каждым разом всё сильнее и сильнее влюбляясь в него, сходит с ума. Он делится этим со Скоттом (тот крайне обижен, что Стайлз не рассказал раньше). Маккол советует ему самому об этом сказать, но Стайлз — омежья сущность — боится. Ему совсем не хочется услышать отказ. Ему совсем не хочется услышать напоминание о том, что такие романы запрещены. Потому что для него самого все эти «нельзя» не имеют никакой значимости. Ему же так хорошо, когда Дерек рядом. А значит, можно всё.
Ну, разумеется, он не выдерживает. На одном из свиданий (третий месяц их недоотношений, через несколько дней у Стайлза должна начаться течка) Стайлз всё же не выдерживает. Они сидят на мягком диванчике в уютной кофейне, голова Дерека покоится на коленях Стайлза, и Стайлз неторопливо перебирает чёрные пряди.
— Дерек, — говорит он, кусая губы. Хейл вопросительно мычит, довольно закрывая глаза. Стайлз не знает, где взять сил для того, чтобы это сказать, но всё же выпаливает:
— Мыжевстречаемсяда?
— Что? — непонимающе хмурится Дерек, и Стайлз раздражённо вздыхает. Как он ненавидит это всё.
— Мы же… — он замолкает, не зная, как подобрать слова, и умоляюще смотрит на Хейла, но тот не понимает, совсем не понимает. Стайлз вздыхает. — Мы же встречаемся?..
Выходит тихо и глухо.
— А ты этого хочешь? — спрашивает Дерек, и Стайлз, ожидающий любого ответа, но не этого, удивлённо вскидывает брови. Затем кивает, затолкав куда подальше желание покраснеть и отвернуться. Дерек пожимает плечами и прижимается щекой к животу Стайлза, опять закрывая глаза. - Ну, значит, встречаемся.
И у него всё это выходит так просто, будто… Стайлз даже не знает.
Стайлзу почти восемнадцать, и он всё ещё девственник. И он всё ещё безумно хочет Дерека Хейла. Поэтому он склоняется к уху мужчины и тихо шепчет:
— Исполнишь одно моё желание?
— Исполню, — соглашается Дерек, хоть и хмурится подозрительно. Стайлз закусывает губу и говорит:
— Будь со мной в эту течку.
У Дерека Хейла такой вид, будто его ударили по голове чем-то тяжёлым. Он не пытается отговаривать: знает, что это бесполезно. Он не пытается спорить, или заявлять, что Стайлз ещё несовершеннолетний, или делать какую-либо из тысячи противных Стилински вещей. Он просто спрашивает:
— Ты уверен?
— Абсолютно, — отвечает Стайлз. Дерек вздыхает, тяжело и с надрывом.
— Первый раз — это всегда больно.
— Ага, знаю.
— То есть тебя это не смущает?
— Я не боюсь боли, Альфа. И я доверяю тебе.
Дерек улыбается. Он так редко улыбается настолько искренне и тепло, что у Стайлза сердце в груди сходит с ума и больно колотит по рёбрам. Он закрывает глаза и закусывает губу, чтобы не улыбнуться в ответ совсем глупо и радостно.
Дома он отмечает дни, оставшиеся до течки (она через три дня, через три), и нервно вздыхает. Стайлзу так везёт, потому что отец как раз уезжает в командировку на всю течку сына, а значит, не помешает, и… И он то ли счастлив, то ли боится до чёртиков.
Отведённые три дня проходят слишком быстро. Стайлз делится со Скоттом своими опасениями, а тот зовёт Эллисон, и Эллисон действительно помогает справиться с нервозностью, и утешает, и говорит, что всё будет здорово, главное — не паниковать. Стайлз думает, что очень сложно приказать себе не паниковать. Но он постарается. Потому что он просто хочет этого. Хочет, чтобы Дерек поставил метку (и плевать он хотел на всё и всех), хочет, чтобы Дерек был только его…
Они уже обговаривали это. У Дерека богатая семья, он работает учителем только по собственной инициативе, и работа эта не является для него уж очень любимой. Он в любой момент может уйти. И официально быть со Стайлзом. Разве это не здорово? Они договорились только, что Дерек доучит детей до конца года. А до конца года остаётся совсем немного времени, каких-то три месяца. Ведь мелочи же.
В первый день течки Стайлз поднимается очень рано. Он пока в состоянии связно мыслить, но Дерек запрещает ему появляться в школе и обещает, что приедет, как только проведёт все занятия. Стайлз ждёт его целый день (и состояние постепенно ухудшается). Доходит до того, что он попросту забирается в ванную и сидит там, потому что вода позволяет хоть немного остудить пыл, а Стайлз не может перестать думать о Дереке.
Обнажённом Дереке, прижимающем его к себе, вдавливающем в кровать…
Стайлз стонет и делает воду холоднее. Это чёртова пытка, невыносимая, сумасшедшая пытка.
— Привет, — говорит Дерек спустя несколько часов. Он одет строго и официально, а Стайлз обнажён и завёрнут в одну тонкую простыню. Это настолько резкий контраст, что Стилински хочется рассмеяться. Но он этого не делает.
Он приближается к Дереку и начинает расстёгивать пуговицы на его рубашке. Выходит из рук вон плохо — дрожащие пальцы не слушаются, и именно в тот момент, когда рубашка всё же оказывается расстёгнута и соскальзывает с плеч Дерека, простыня, мягко шурша, планирует на пол. Стайлз оказывается совсем обнажённым, возбуждённым и…
И у Дерека в глазах — нечто яркое и неконтролируемое, так что Стайлз только и успевает охнуть, а потом его тащат в спальню, и вдавливают в кровать (именно так, как нужно, господибожеправый), и целуют глубоко, горячо, долго, и Стайлз сам отвечает со всей яростной, отчаянной страстью, на какую только способен.
Он елозит задницей по простыням, пачкая их смазкой, а в животе всё сворачивается в тугой ком возбуждения, и, Боже, это прекрасно. Он немного зажат, потому что всё ещё боится — совсем чуть-чуть, ведь не может же не бояться, даже если это Дерек Хейл, всё равно…
Дерек целует его в шею и шепчет:
— Мы можем… подождать.
У него такой взгляд, что Стайлз более чем уверен - нет, не «можем». И Стайлз просто тянет его к себе, молча целуя, напористо, порывисто, страстно, до металлического привкуса крови на языке. Их запахи сплетаются в нечто целое, потрясающее в своей яркой контрастности.