Но зверю, второй его ипостаси, вырвавшейся наконец-то на свободу — и полностью, полностью! — это было безразлично. Самка и самец на постели всего лишь добыча. А добычу положено рвать, когда она подвернется.
Так что стыд тут же схлынул, оставив лишь одну мысль — первым самца!
Оборотень прыгнул, оскалив клыки и нацеливаясь лапами на грудь мужчины. Сейчас придавить тело, рвануть за горло, выдирая из шеи хрящ, тот, что под кадыком — мягкий, податливый, хрустящий под клыками…
И будет медовый привкус в пасти, от чужой теплой крови. А потом надо взяться за самку.
Но вместо того, чтобы подмять под себя самца, оборотень вдруг врезался в стену у изголовья кровати. Отлетел в сторону, изумленно щелкнув клыками…
Во дворе уже звенели первые вопли. За дверью крикнули:
— Конунг, что случилось? Конунг?!
Оборотень прыгнул снова, на этот раз уже не жмурясь. Самец был совсем рядом. Однако прыжок вышел неожиданно долгим — а в конце его Ульф врезался в сундук, стоявший у стены, по другую сторону кровати.
— Все в порядке! — крикнул с кровати самец. — Не входите!
Ульф опять метнулся к нему. На этот раз ударился всем телом о стену возле окна…
— И успокойте всех! Незачем будить всю крепость! — рявкнул самец, приподнимаясь.
Ульф, пригнувшись, замер, глядя на людей.
Что-то не так, мелькнуло у него. Сейчас надо бежать. К башне, где Свейта…
Оборотень шевельнулся. Сделал полшага, а потом тело словно оцепенело.
— Может, взять ожерелье? — предложила самка, садясь на кровати и натягивая покрывало на голую грудь.
— Возьми, — разрешил человек, внимательно глядя на оборотня. — Но учти, этому уже ничего не нужно… видишь, как замер? Даже порожденье Фенрира не может тягаться с тем, кто отмечен милостью богов.
Из пустого проема в стене донесся тяжелый топот и бряцание железа — к разбитому окну опочивальни по двору бежали люди.
Ульф попытался двинуться, но не смог. Мысли текли вялые, сонные — лишь бы Свейта догадалась уйти… милость богов? Про Сигтрюга говорили, что его противники на поединках то застывали не вовремя, то промахивались… значит, милость богов?
Не зря он хотел убить Торгейра первым…
— Торфред, это ты за окном? Пройдитесь вдоль стены и уходите! — крикнул самец. — Я сам разберусь, что тут такое… главное, проверь, не прячется ли кто у стены дома! Потом гони всех назад!
— И что теперь? — спросила самка, едва он смолк.
А следом откинула покрывало. Встала — голая, крепкая и бесстыдно-прекрасная. Налитые груди нежно дрогнули.
— Теперь мы подождем, — отозвался Торгейр
И насмешливо улыбнулся, глядя на Ульфа.
— Волчья жена, как я понял прошлым вечером, очень предана своему мужу. И любит проводить ночи с ним — хорошая привычка для жены. Сюда оборотень попал с её помощью. Возможно, его Свейты сейчас нет в крепости. Но она обязательно здесь появится. Откроет проход туда, где находится волк, чтобы узнать, жив ли он… а я посмотрю, чем волчья баба готова поступиться ради жизни мужа.
Хильдегард, уже натягивая платье, глухо сказала:
— Она отдаст дар, только если коснется руны Чаши с легким сердцем.
— Да? — Торгейр тоже встал. — Так тебе сказала та колдунья, Ауг? Но старуха тебя обманула. Твои люди ушли от неё без пары, а для оборотня она привела в наш мир эту девицу. Может, эти слова тоже ложь? Кроме того, волчья жена успела что-то заподозрить. Она уже не возьмется с улыбкой за руну Чаши, не вложит сама её тебе в руку…
Он подошел к Ульфу. Потянулся к поясу, стянувшему звериное тело над поджарыми бедрами. Выдернул кинжал, болтавшийся под впалым животом, ухватился за шерсть на мощном загривке — расположенном на уровне его пояса.
А потом Торгейр вонзил острие клинка в шею оборотня. Неглубоко, под челюстью. По шкуре лунного окраса потекли струйки крови — но Ульф даже не дернулся.
— Пусть испугается, когда его увидит, — тихо сказал Торгейр. — И может, если я пообещаю отпустить волка живым, эта Свейта схватится за руну Чаши с легким сердцем? Впрочем, для того, что мы должны сделать, достаточно даже одного дара. Во всяком случае, так сказал Хеймдаль, посланец асов.
Хильдегард, развернувшись, посмотрела на неподвижного оборотня. Глаза у неё странно блеснули.
— Ты ведь убьешь его потом? Он слишком много слышал…
— Посмотрим, — тише прежнего сказал Торгейр. — Через несколько дней все то, что он узнал, не будет иметь значения. Пожалуй, пока я подержу его в подземелье.
— Чтобы волчья жена была посговорчивей? — буркнула Хильдегард.