***
Крутившиеся в голове Ульфа мысли о том, что же творится в Нордмарке, отступили и поблекли при виде Свейтлан. Может, потому, что при его появлении она торопливо сдвинула колени. И подняла к нему лицо, заправив за ухо пушистые пряди с одной стороны — мягкого оттенка опавшей листвы.
Ульф сделал ещё пару шагов к постели. Спросил, глядя на неё:
— Зашьешь мне рубаху, Свейтлан? Вообще-то это женское дело, не мужское…
У неё расширились глаза. Ульф покосился на тряпку, над которой она трудилась. Бросил, обнажая клыки в ухмылке:
— Тебе, я смотрю, прежде шить не доводилось?
Света, помедлив, кивнула. И он добавил:
— Имела прислугу?
Она мотнула головой.
Странно, но не врет, изумился Ульф.
Однако он видел кривые стежки на том куске ткани, что прикрывал ей колени. А на одежде, в которой девушка появилась в его мире, швы были на удивление ровные. Не всякая мастерица так сумеет…
Наверно, шила её мать, решил он наконец. А дочку баловала.
Он вдруг скривился, внезапно осознав, что балованная девица из другого мира — это не то, что ему нужно. Женщина, которая не умеет даже шить…
Кажется, норны все-таки подшутили над ним.
По крайней мере, она умеет молчать, решил наконец Ульф. И не испытывает ненависти к его породе. А остальное… что ж, остальному можно научиться.
Он положил руки на пряжку пояса — и позабавился, увидев, как высоко взлетели брови на чистом лице Свейтлан. Пояснил:
— Мне придется раздеться. Чтобы зашить рубаху. Не ходить же с разодранным воротом?
Сейчас или никогда, подумала Света. Если она позволит этому Ульфу вот так запросто заходить к ней и раздеваться…
Света вскочила и размашистым жестом указала ему на дверь.
— Это хорошо, — вдруг серьезно сказал оборотень. — Девушка, которая позволяет одному чужому мужику раздеваться при ней, завтра позволит это и другому. А я тебе не родич… и пока что не муж. Значит, чужой. Однако рубаху все равно надо зашить. Ярл может ходить в дранном только во время боя и после него, но не на отдыхе. Зашьешь рубаху прямо на мне, Свейтлан?
— На себе не зашивают, — растеряно сообщила Света на русском.
— Я сяду на сундук, — объявил в ответ Ульф на своем наречии. И кивнул на шитье, валявшееся на постели. — Игла у тебя есть, нитки тоже.
А потом, пока Света стояла, растерянно глядя на него, оборотень направился к сундуку. Прошел мимо неё, как мимо столба, уселся на крышку, небрежно сдвинув в сторону поднос с остатками еды — а вместе с ним и одежду Светы, уложенную стопкой. Подхватил кусок вяленого мяса с подноса, отправил его в рот…
Затем нагло поманил её пальцем. Заявил:
— Я жду. Мое тело прикрыто, и не оскорбляет твоей гордости голым брюхом.
Света смотрела на него, стиснув зубы и сжав кулаки. Подумала сердито — раз у Ульфа на боку висит меч, стало быть, тут дерутся холодным оружием. И после каждой его драки наверняка остаются прорехи на одежде.
Даже если тело в бою прикрывает кольчуга, а раны заживают сразу, как вроде бы положено оборотню — все равно дыр на рукавах и штанах не избежать.
Выходит, этот Ульф после каждого боя или ходит в лохмотьях, или зашивает себе одежду сам. И тогда у него немалый опыт в шитье. Вон, только взглянул на её стежки — и сразу же начал спрашивать, не было ли у неё прислуги!
Похоже, он так заигрывает, недовольно решила Света. Приучает понемногу к себе — впрочем, какое понемногу? За один день и украл, и чуть ли не разделся перед ней…
Оборотень, уставший ждать, негромко бросил:
— Я поступаю как должно. Забочусь обо всем, что тебе нужно — еда, одежда, кров. И прошу лишь зашить мою рубаху. Тебе ничего не угрожает — вспомни, я даже к твоей руке прикоснулся только после твоего разрешения.
Света, тяжело вздохнув, шагнула к постели. Взяла иглу с ниткой, подошла к оборотню. Тот рассматривал её в упор, лицо было спокойным, но Свете казалось, что он сейчас над ней потешается. Молча, про себя.
Она встала у торца сундука, со стороны его левой руки. Ульф тут же повернулся, подставляя ей грудь.
А Света, уже нацелившись иглой, подумала — и ведь не боится, что уколю. Потом подхватила одной рукой края разодранного шва, воткнула острие иглы.
Из ткани свисали порванные нитки. Чуть выше, в прорехе, поблескивала гривна…
У неё вдруг мелькнула одна нехорошая мысль. Она оставила иглу торчать в складке, взялась за серебряный жгут двумя пальцами, вытащила его из-под рубахи. Уложила обратно на грудь, но уже поверх коричневато-серого полотна. Дернула за края ворота, расправляя его под гривной.